Непрофессиональная Россия: книга о профессиональных непрофессионалах - Руслан Александрович Линьков
В СССР, согласно опубликованным в Известиях ЦК КПСС данным, в структуре высшей партийной власти (члены и кандидаты в члены Политбюро (Президиума), Оргбюро и Секретариата ЦК КПСС) за период 1919–1990 гг. из 193 человек было 12 евреев (10 до 1929 года, 2 с 1930 по 1939, ни одного за следующие 40 лет). Притом что русских было 131,5 (Фрунзе — наполовину). А сегодня большинство евреев и большая часть евреев наполовину и даже на четверть эмигрировали из России. Оставшиеся в стране две с лишним сотни тысяч евреев — это, главным образом, пожилые люди, как правило, не говорящие по-еврейски и отнюдь не просионистски настроенные, т. е. фактически русские интеллигенты. Потому невозможно представить, что евреи могли и могут иметь такое влияние в стране, в которой самый великий и могучий народ в мире составляет абсолютное большинство. И наконец, если русские патриоты констатируют величие русского народа и одновременно его особую доброту и терпимость, то почему они так упорно призывают россиян к непримиримой борьбе с «русскоязычными» вплоть до их физического уничтожения?
Эту синкретическую систему мышления русского патриота, которая строится на противоречащих друг другу вплоть до конфликта основных постулатов, можно назвать постмодерном «а ля рюс» или аграрным постмодерном. С одной стороны, в русском патриотизме доминирует система ценностей аграрного общества, с другой — в его идеологии присутствует плюрализм взаимоисключающих мнений, характерный для традиционного общества. Понять эту странную логику патриотической идеологии (которую в России традиционно называют женской) можно, лишь нарисовав культурно-психологический портрет типичного русского патриота и одновременно рассмотрев исторические корни русского патриотизма.
Сегодня главные задачи типичного русского патриота: доказывание величия России и борьба с ее врагами — «жидомасонами», американцами, кавказцами и многими другими. Патриот уверен, что весь западный мир ополчился на Россию и на него лично, а евреи — это главные эмиссары этого мира. А поскольку он, как правило, усердно поддерживает национальную традицию «на Руси есть веселие пити, нельзя без того жити», то его поведение подозрительно напоминает известный комплекс мании величия и мании преследования, который, как известно наркологам, присущ сильно пьющим. В то же время патриот как бы доказывает правоту знаменитого афоризма Шопенгауэра, поскольку парадоксальным образом все, чем он так гордится как выдающимися свойствами русской нации, не принадлежит к его личным достоинствам.
Прежде всего, русский патриот при всей его гордости «великим и могучим» русским языком, как правило, и говорит, и пишет на упрощенном, грамматически и логически дефектном пиджин-языке. Язык зацикленных на патриотизме россиян сегодня развивается как совокупность слабо связанных с литературным языком сленгов различных профессиональных, социальных, возрастных групп, которые объединяет злоупотребление матом. В России роль мата особенно велика благодаря его крайне высокой экспрессивности, универсальности и удобности употребления при недостатке слов и мыслей, в том числе в состоянии глубокого опьянения. Величие мата в том, писал Достоевский, что «можно выразить все мысли, ощущения и даже целые глубокие рассуждения одним лишь названием… существительного, до крайности к тому же немногосложного». Эта доминантная роль мата как универсального суррогата литературного языка прямо демонстрирует реальное, а не декларируемое отношение патриотов к русскому языку. В результате употребление профессиональным патриотом вместо русского литературного языка разнообразных сленгов (в том числе просторечия, советского канцелярита и квазинаучного академита, набора религиозных и интеллигентских штампов и даже калек с английского языка) и обязательно мата делает для него принципиально невозможным выстраивание строгой логики доказательств. Но, учитывая принципиальную внелогичность патриотической идеологии, эта доказательность ему и не нужна. Ее прекрасно заменяет синкретическая мозаика патетических восклицаний, псевдоисторических фантазий, агрессивных обвинений, нереальных программ, и т. д. и т. п. В результате главный вклад в русский политический язык всех представителей современного русского патриотизма (в широком смысле слова) — это формирование политических жаргонов как конструкторов из примитивных тезисов. Фактически это лозунги и призывы — глобально ксенофобные у национал-патриотов, державно-патриотические у державников, народнические у коммунистов и социалистов.
Идеологов патриотизма отличают длинные патетические рассуждения с крайне сомнительной логикой. Так, С. Белковский, державник с претензиями на глубокий интеллектуализм, пишет на жаргоне патриотических подворотен и не может протянуть логическую связь и на пару абзацев. Даже блестящий стилист Э. Лимонов безнадежно теряет литературный язык в своих политических эссе, превращая их в нудную смесь лозунгов и путаных рассуждений неизвестно о чем. Такое развитие патриотической идеологии в виде грубо-комплиментарной и ксенофобно-разоблачительной противоречивой риторики сделало ее традиционным российским сугубо идеологическим способом самовыражения, доступным для всех и особенно популярным у людей малообразованных. Все это, возвышая патриотов в область больших идей, одновременно позволяет им уйти от проблем реальности — как страны, так и своих собственных.
Сегодня фактически все патриоты, независимо от уровня образованности и интеллекта, претендуют на роль глобальных идеологов, а все глобальные идеологи — на роль подлинных патриотов. При этом безмерный глобализм их идеологии не мешает патриотам быть противниками международной технологической глобализации. В мировом технологическом и политическом прогрессе российским патриотам нет достойного места, так как их протест против глобализации — это фактически протест люмпенов против профессионалов. По сути российский «патриотизм» (националистического или коммунистического толка) смыкается с идеологией международного терроризма. Это реакция традиционалистского сознания на модернизацию по западному типу, крайним проявлением которой и является фундаментализм, причем вовсе не обязательно исламский — он может быть и православным, и коммунистическим.
При этом отечественный патриотизм наряду с алкоголем стал национальным наркотическим средством. Вышеописанная специфика идеологии патриотической элиты во всех ее ипостасях — державники, коммунисты, прочие партии и движения с лейблом «патриотические» — и ее электората позволяет многим политикам легко скользить из одной структуры в другую. Достаточно слегка обновить жаргон и предложить новую популистскую идейку — и вот он уже идеолог новой патриотической партии. Как только ставший великим патриотом Сергей Глазьев предложил взять природную ренту у олигархов и раздать народу, его электорат тут же забыл, как он был рьяным демократом и несколько лет трудился чиновником демократического правительства, даже экономическим министром побывал.
В то же время, хотя русский патриот показательно гордится русской культурой, но, увы, не слишком значительны и ее влияние на него, и его личный вклад в эту культуру. Как он ни гордится Пушкиным и Лермонтовым («русскоязычными», а не русскими в его терминологии), Гоголем и Достоевским, Толстым и Чеховым, Соловьевым и Бердяевым — но и идеи патриота, и его речь весьма далеки от классиков. Источники мировоззрения даже образованного русского патриота — это черносотенная идеология «русскоязычных» руководителей и покровителей Союза русского народа (Плеве и наиболее одиозные представители царской семьи с
