Дом Виндзоров: Правда и вымысел о жизни королевской семьи - Тина Браун
Журналистам The Guardian, которые активнее прочих пророчили Юбилею провал, пришлось признать: произошло что-то совершенно невероятное.
«Нам придется признать ставший очевидным факт: Золотой юбилей Королевы во всех отношениях прошел успешнее, чем того опасались организаторы и смели надеяться критики… Для дома Виндзоров в целом и Королевы в частности те два дня оказались триумфальными. Нельзя сказать, что никогда монархия не была более популярна – совсем нет, – но это утро определенно войдет в число лучших в ее истории».
Cреди всех великолепных мероприятий выделяется «Вечеринка во дворце», которую можно назвать олицетворением успеха Золотого юбилея королевы Елизаветы II. Рок-концерт на землях Букингемского дворца собрал 12 000 зрителей. В одном из анонсов его назвали «лучшей вечеринкой на заднем дворе в истории нации». Атмосферу вечера задал Брайан Мэй из легендарной группы Queen. Он открыл концерт, стоя в одиночестве на крыше дворца: длинные волнистые волосы развеваются на ветру, в руках гитара. Он исполнил энергичное соло из гимна «God Save the Queen». Сам концерт длился три с половиной часа: выступали Пол Маккартни, Элтон Джон, Эрик Клэптон, Фил Коллинз, Арета Франклин (в записи), Брайан Уилсон, Рики Мартин, Энни Леннокс, Джо Кокер и многие другие. Оззи Осборн, получив приглашение, поначалу счел его шуткой, но затем подготовил великолепное выступление. Не дождавшись, пока актер Ленни Генри закончит объявлять его, Оззи выбежал на сцену с криком: «Рок-н-ролл! Рок-н-ролл!» Он исполнил хит Black Sabbath «Paranoid». Оглушительно гремели гитары, а сам Оззи носился по сцене из стороны в сторону, успевая одновременно петь и жевать жвачку. Принцы Гарри и Уильям хлопали изо всех сил, наслаждаясь концертом из королевской ложи.
Всего «Вечеринку во дворце» посмотрело 200 миллионов зрителей со всего мира. Это делает ее одним из самых популярных концертов в истории. В течение недели с релиза диска было продано 100 000 копий, а Елизавета II стала первым в истории индустрии звукозаписи членом королевской семьи, получившим «Золотой диск». Пожалуй, впервые за все время правления она казалась подданным «крутой». Так родился новый бренд королевской семьи – символа единения прошлого и настоящего в популярной культуре. Это новое прочтение достигло кульминации в сценке между Королевой и Джеймсом Бондом, подготовленной для церемонии открытия Летних Олимпийских игр 2012 года в Лондоне. Сэр Рой Стронг писал в дневнике:
«Золотой юбилей словно подытожил процесс, начавшийся похоронами королевы-матери и позволивший заново открыть Великобританию и возродить патриотизм… Я имею в виду, что напыщенная торжественность и популярная культура в тот момент объединились впервые. Этот союз прошлого и настоящего подарил Короне формулу успеха, которую она пронесет сквозь нынешний век… Традиции и новшества – рука об руку».
Очевидно было и еще кое-что: наследника трона еще никогда не видели таким счастливым. Королева, ради разнообразия одарив сына улыбкой, дала ему ясно понять: начинается новая эра. В ее ознаменование в третьем ряду зрителей – вместе с остальными членами королевской семьи – сидела Камилла Паркер-Боулз. Именно она первой начала хлопать, когда Фил Коллинз и Роджер Тейлор, барабанщик группы Queen, сыграли первые ноты бессмертной песни «Нельзя торопить любовь» (You Can't Hurry Love).
Глава 8
Служебные преступления
Виноват дворецкий
I
Достигнутое с таким трудом расположение общества грозил в случае обнародования разрушить разразившийся за кулисами дворца скандал.
Проблему породила присущая монархии отрешенность от потребностей реального мира: все представители Короны были исключительно скупы в отношении денежного вознаграждения персонала. Они будто бы инстинктивно следовали культуре дешевого труда. Работники получали безупречное обращение, милые благодарственные записки и маленькие подарки, но не представляющееся достаточным количество денег. Возможно, это связано с тем, что со времен Французской революции монархи чувствовали потенциальную возможность движения против них народных масс и предпочитали движимое имущество. Говорят, королева Мария наставляла юную Елизавету Боуз-Лайон: «Обязательно храни все свои украшения. Никогда не продавай их. Они могут тебе понадобиться». Трагедия, постигшая Романовых в начале ХХ века, похоже, серьезно травмировала семью кузена Николая II[30].
Подозреваю, правда, что на самом деле проблема была в том, что королевская семья совершенно не представляла, каково это – беспокоиться о деньгах. Зарплаты были мизерные, но честь работать на кого-то из представителей Короны долгое время считалась достаточным залогом вечной верности и достойной наградой. Дворецкий или лакей из Букингемского дворца, случалось, менял после десяти лет службы королевский герб на более прибыльную работу у шейха или рок-звезды, но в большинстве случаев они становились жертвами своего рода стокгольмского синдрома. Один из друзей принца Чарльза, вращавшийся в кругах шоу-бизнеса, говорил, что персонал королевских резиденций похож на гардеробщиков в театре: «Снаружи – почтение хозяевам, за кулисами – бесконечные дрязги и сплетни. И день заканчивается со стаканом теплого джина в руках в кровати, окруженной фотографиями с автографами». Хотя во дворце и стремились соответствовать веяниям времени, составить представление о феодальной атмосфере в его коридорах легко по названиям должностей: «старший буфетчик», «главная горничная», «паж черного хода». Несколько лет назад принц Чарльз устраивал в Букингемском дворце ужин, и конюший поделился с одним из гостей, которого сопровождал, важным наблюдением: «Если хотите устроить во дворце званый ужин со множеством приглашенных, абсолютно необходимо быть в хороших отношениях со старшим буфетчиком». Многие из работников задерживались на должностях слишком долго, и их медленно сжигало растущее недовольство.
Уильям Тэллон, преданный управляющий королевы-матери, яркий тому пример. После мемориальной службы в память о лорде Личфилде он пожаловался, что, когда умерла вдовствующая королева, его попросили освободить служебную квартиру в течение трех месяцев. Оргии, в которых участвовала ведущая себя фривольно часть персонала, а алкоголь лился рекой, уже выходили из-под контроля. Однако бессмысленно отрицать, что на протяжении пятидесяти лет именно Тэллон нес службу в Кларенс-хаусе, в Биркхолле, Роял-Лодж и замке Мэй, заступая на работу, когда великая (и весьма требовательная) королева-мать поднималась с ложа, и оставляя ее только после того, как та снова отходила ко сну. По словам Тэллона, он годами мечтал об отставке, но хозяйка буквально не могла без него обойтись. Да и откуда ему было знать, что она проживет сто один год? После изгнания – во всяком случае, в его глазах отставка выглядела именно так – он переехал в небольшую служебную квартиру своего ныне покойного партнера Реджинальда Уилкока. Они жили в грязноватом доме на юге Лондона, в пригороде Кеннингтона. «Если произносить название очень быстро, все думают, что мы из Кенсингтона», – пошутил он, пьяно рассмеявшись, в разговоре со мной.
Такое некрасивое отношение к работникам со стороны дворца – скорее правило, чем исключение. Дэвид Гриффин, шофер принцессы Маргарет, служивший ей на протяжении двадцати шести лет, после ее смерти остался недоволен тем, как с ним обошлись. Годами он «возился с ее инвалидным креслом» и теперь чувствовал, что ему «зажали» выплаты по сокращению. Горько было и покидать квартиру, которую он считал домом. «На персонал им плевать», – заключил Гриффин.
В итоге королевская скупость и небрежный контроль породили во дворце культуру получения многого «на халяву». По всеобщему негласному согласию горы экстравагантных часов, соусников, рам для картин, яиц Фаберже, галстуков от Hermès и разнообразных позолоченных финтифлюшек, которые получали члены королевской семьи от иностранных послов и организаторов льготных и филантропических мероприятий, часто оказывались в руках работников. Те продавали их, чтобы обзавестись карманными деньгами. Например, Гарольд Браун, дворецкий принцессы Маргарет, установил тесные связи с аукционной компанией Spink and Son, расположенной совсем рядом с Сент-Джеймсским дворцом. А в квартире Тэллона в Кеннингтоне я заметила статуэтку, на которую небрежно была наброшена нитка жемчуга, принадлежавшая, по его словам, королеве-матери. На столах валялись медали, разные предметы с гравировками и россыпь других мелочей. Было ли все это подарено или украдено, остается только гадать.
Принц Чарльз особенно
