Аркадий Бабченко - Операция «Жизнь» продолжается…
Из этого следует, что пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.
ВЕРХОВНОЕ ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЕ КРАСНОЙ АРМИИ ПРИКАЗЫВАЕТ: 1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтами:
а) безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток, что от такого отступления не будет якобы вреда;
б) безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций, без приказа командования фронта;
в) сформировать в пределах фронта от 1 до 3 (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины.
2. Военным советам армий и прежде всего командующим армиями:
б) сформировать в пределах армии 3–5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (по 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной; в) формировать в пределах армии от 5 до 10 (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной.
Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах.
И. Сталин.
Три года после войны
В Южной Осетии медленно, но верно устанавливается клановый режим правового беспредела. В ноябре должны пройти президенсткие выборы. Нынешний глава республики Эдуард Кокойты всеми силами пытается удержать власть. Начались рейдерские захваты оппозиционных партий, силовые подавления митингов, аресты и избиения оппозиционеров. Созданные Кокойты силовые структуры пытаются похищать граждан России с территории России же, перекрывают границы по своему усмотрению, задерживают и изгоняют из республики неугодных граждан РФ. Такая Россия-лайт. С небольшой примесью кадыровщины.
Как говорит один мой знакомый политический беженец, «не знаю ни одного человека, прочитавшего более двух книг, которому нравился бы Кокойты». Полковнику с пулеметом Кокойты явно нравился. А вот мои шутки — не очень.
— Э, Бабченко, ты! Зачем в Цхинвал едешь? — продолжает он допрос с интонацией «стоять, ты с какова раёна!»
Найти хороший ответ на дурацкие вопросы вооруженного человека без знаков различий, оказывается, не так-то просто. Ну, зачем журналисты приезжают в послевоенные республики, где клановый режим перед выборами перекрывает границы, блокирует спецслужбами дома оппозиционеров, и набивает ими тюрьмы под завязку? Малину собирать, зачем же еще…
Пост этот находится километрах в пяти от Рокского тоннеля. Собственно, не пост даже, а так — пикет. Туристическая палатка, бытовка, человек пять бородатых мужиков в камуфляже, с оружием и с непонятными полномочиями. Кто такие, откуда, каковы полномочия — можно не спрашивать. Даже лучше не спрашивать. Как и просить представится или показать удостоверение. Это у нас в России с ментами еще качание прав может сработать, а на таких вот одиноких горных гоп-заставах — бесполезно.
Это уже второй пост после границы. Всего их на Транскаме с южной стороны четыре. И все с пулеметами. Интересно, зачем им пулеметы, если враг находится ровно на противоположном конце республики? А на этом — Россия, друг и союзник в прошлой войне, стране эту независимость и подаривший?
— Так вы отказываете мне во въезде? — спрашиваю. На «Бабченко» и «ты» уже не обращаю внимания.
— Посмотрим. Жди.
Он забирает документы и отходит в сторону. Долго говорит по телефону. Закуриваю. Воинственно настроенные пулеметчики разглядывают недружелюбно мое удостоверение. Происходит все это на фоне выложенной белым камнем на склоне горы гигантской надписи «СПАСИБО, РОССИЯ!» Да не за что, чего уж там…
В посольстве ЮО, кстати, перекрытие границы от нежелательных граждан РФ объяснили просто: «слишком много кандидатов в президенты развелось». То есть, как воевать: вэлком хом, добро пожаловать. А как баки пилить — что-то вас слишком много стало. Стыдно. Стыдно и нехорошо.
Минут через двадцать полковник возвращается. Отдает документы.
— В политику не лезь, понял? Тебя там встретят и все объяснят — что писать, как писать, зачем писать…
— Кто встретит?
— Ты что, совсем дурак, э? Папа мой с неба спустится и встретит, да?
Осенью в горах Осетии чертовски красиво. Буйство красок. Контрастность. По синему небу плывут белые облака, на склонах коричневых, словно покрашенных фломастером, гор желтая листва бьется с зеленой хвоей, а сверху все это венчают блестящие до рези снега. При всем при этом на этой стороне перевала двадцать градусов тепла.
На той стороне, в Осетии Северной, все наоборот — блеклость, монотонность, туман, пасмурная слякоть, дожди и градусов пять чуть выше нуля.
— Из сумрака ты выехал в свет, — сказал мне на это один товарищ. — Дарю аллегорию. Пользуйся.
Красивая аллегория. Но пользоваться не очень-то получается.
Для понимания положения в стране собственной, полезно иногда выезжать в страны чужие. Как со знаками плюс, так и минус. После Европы, например, осознание кривожопости твоей родины навевает тоску. А вот после Южной Осетии понимаешь, что мы далеко еще не в полной дыре.
Как ни крути, хотя бы минимальная видимость государства у нас сохраняется. На той стороне перевала — таможня, КПП, пограничники, МЧС, какие-то строители, полиция и даже правила движения. Здесь же, на Юге — «зачем пристегиваешься, слушай? Здесь не надо пристегиваться!», палатка с непонятно какими агрессивными силовиками, снесенные с лица земли Тамарашени (в буквальном смысле снесенные — теперь только кустики из земли торчат), и — полное отсутствие какого либо движения. Республика пустая, это сразу бросается в глаза.
Рокский тоннель как государственная граница — понятие довольно фиктивное. Чтобы её пересечь, достаточно российского паспорта (если, конечно, её не закрывают в одностороннем порядке). Поэтому это скорее граница между мироустройством.
И водитель, который до перевала ехал относительно аккуратно, после него перестраивается на это другое мироустройство, в котором нет ни государства, ни права, ни закона, и перестает замечать сплошную, встречку, ограничения скорости и необходимость включать фары в неосвещенном тоннеле при обгоне на 160 км/ч. Памятники погибшим встречаются тут и там по обочинам. Дорога, мне кажется, убила людей больше, чем война.
Прямо перед нами с обрыва в реку свалилась девятка. Летальный исход.
* * *Возвращаясь на места боевых действий, испытываешь довольно странные чувства. Некую смесь волнения и опаски. Но главное, ты каждый раз ждешь. Ждешь, что сейчас вот, вернувшись, к тебе наконец-то придет понимание, и ты осознаешь, зачем была нужна вся эта война и все эти смерти людей, которые ты видел и которые могли бы жить дальше. А люди (уж наверняка) будут веселые, жизнерадостные и, самое главное, доброжелательные, потому что на собственной шкуре, своими родными и близкими, поняли одну банальную мысль, которая почему-то никак не может дойти до всего остального мира — убивать нельзя. Людей убивать нельзя. Ни ради чего. Это ж так просто.
Но на деле все оказывается иначе. И ты встречаешь совсем не то, что ожидал.
Джава запомнилась в войну вавилонским столпотворением беженцев и военных, от людей и техники было не продохнуть. Жизнь, со всеми её страстями и трагедиями, величием души и духовной же низостью, кипела в этом маленьком городке во время войны. Спекулянты вториторога впаривали солдатам гнилую капусту, таксисты рубили бабло на журналистах, добровольцы приезжали колоннами, также колоннами бежали беженцы и гуманитарная помощь с Севера шла рекой.
Сейчас, несмотря на 10 утра буднего мирного дня, улицы этого узлового центра республики пустынны. Ни машин, ни людей, ни торговли. Какая-никакая жизнь есть только на центральной площади. Пара таксистов, пара голосующих, пара ларьков, вот и весь местный мир.
