Аркадий Бабченко - Алхан-Юрт; Аргун; Моздок-7

Аркадий Бабченко

«Алхан-Юрт»

«Аргун»

«Моздок-7»

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Алхан-юрт

С самого рассвета моросил мелкий противный дождь. Заложенное тяжелыми тучами небо было низким, холодным и поутру солдаты с отвращением выползали из своих землянок.

Артем в накинутом на плечи бушлате сидел перед раскрытой дверцей солдатской печурки и бездумно ковырялся в ней шомполом. Сырые доски никак не хотели гореть, едкий смолистый дым слоями расползался по промозглой палатке и оседал в легких черной сажей. Мокрое унылое утро ватой окутывало мысли, делать ничего не хотелось, и Артем лишь лениво подливал в печурку солярки, надеясь, что дерево все-таки возьмется, и ему не придется в полутьме на ощупь искать втоптанный в ледяную жижу топор и колоть осклизлые щепки.

Слякоть стояла уже неделю. Холод, сырость, промозглая туманная влажность и постоянная грязь угнетали, и взвод постепенно впал в апатию. Солдаты опустились, перестали следить за собой.

Грязь была везде. Разъезженная танками жирная чеченская глина, пудовыми комьями налипая на сапоги, моментально растаскивалась по палатке, шлепками валялась на нарах, на одеялах, залезала под бушлаты, въедалась в кожу. Она налипала на наушники радиостанций и забивала стволы автоматов, и очиститься от неё не было никакой возможности — вымытые руки тут же становились грязными вновь, стоило только за что-нибудь взяться. Отупевшие, покрытые глиняной коростой, солдаты старались делать меньше движений, и их жизнь загустела, замерзла вместе с природой, сосредоточившись лишь в теплых бушлатах, в которые они кутались, сохраняя тепло, и вылезти из своего маленького мирка помыться уже не хватало силы.

Печка начала разгораться. Рыжие мерцающие отсветы сменились постоянным белым жаром, чугунка загудела, застреляла смолистыми угольками, горячее тепло поползло волнами по палатке. Артем протянул к краснеющей боками печке синюшные растрескавшиеся руки, глядя на игру огня сжал-разжал пальцы, наслаждаясь теплом.

Полог палатки откинулся, противно захлюпав волглым брезентом, и Артема передернуло от потекшего по ногам холода. Зашедший остановился на пороге, и, оставив вход незавешенным, принялся очищать саперной лопаткой сапоги от глины. Не поднимая головы, Артем зло бросил:

— В трамвае, что ли! Дверь закрой!

Полог зашуршал, задергиваясь, и в палатку вошел взводный.

Взводному было лет двадцать пять. Они с Артемом почти ровесники, с разницей всего в пару лет, но Артем чувствовал себя гораздо взрослее ребячливого, вечно по детски веселого командира с огромными оттопыренными ушами, впервые попавшего на войну месяц назад и не успевшего еще хлебнуть лиха.

Взводный обладал двумя особенностями. Во-первых, что бы он ни делал, у него никогда ничего не получалось или получалось не так как надо. За это его все время паскудили на построениях и иначе как Злодеем в полку не называли. Начштаба шутил, что Злодей один принес убытку больше, чем все «чехи» вместе взятые.

А во-вторых, вернувшись с совещания, он не мог не озадачить. Своим звонким детским голосом, радуясь, как будто ему подарили леденец, Злодей скороговоркой нарезал задачи недовольным огрызающимся солдатам и потом долго пинками выгонял их на улицу, заставляя идти по линии на порыв, или закапывать провод, или еще что-нибудь.

Мельком глянув на Артема, Злодей прошел к своему топчану, завалился на него с ногами и закурил. Маслянистый глиняный шлепок медленно, словно отколовшийся от материка айсберг, отделился от его каблука, недолго покачался на травинке и упал в чей-то сапог, оставленный для просушки около печки.

Выпустив струю дыма, Злодей уставился в потолок.

«Сейчас начнется», — подумал Артем, глядя на взводного. Тот был похож на ребенка, который знает тайну и не может больше держать её в себе, вот-вот её расскажет, даже если вы и не хотите его слушать. «Не может ведь не озадачить, задница лопоухая. И каждый раз делает из этого спектакль».

Злодей еще пару раз затянулся, затем перевел взгляд на Артема, и, словно впервые увидев его, радостно заговорил:

— Собирайся. Поедешь с начальником штаба в Алхан-Юрт. Чехи из Грозного прорвались, шестьсот человек. Их в Алхан-Юрте вэвэшники зажали.

— Вэвэшники зажали, пускай они и добивают, — Артем, все также не поднимая головы, продолжал ковыряться в печке. — Зачистки их работа. Мы-то тут при чем?

— А нами дыру затыкают, — развеселился взводный, — на болоте. Там "пятнашка" уже подошла, они правее стоять будут, левее вэвэшники, а посередине никого, вот нас туда и кинули. — Он вдруг посерьезнел, задумался. — Рацию возьми, аккумуляторов запасных — два. Бронежилет надень обязательно, приказ комбата. Если что, там скинешь.

— Что-то серьезное?

— Не знаю.

— Надолго поедем?

— Не знаю. Комбат сказал, вроде до вечера, там вас сменят.

Перед штабной палаткой уже стояли три БТРа. На двух, с головами укрывшись от дождя плащ-палатками, комками коробилась насупленная пехота. На головной машине сидел начштаба капитан Ситников. Свесив одну ногу в командирский люк, он кричал что-то, размахивал руками. В его позе, в царившей вокруг штаба суете, Артем сразу почувствовал нервозность. По мере приближения к штабным палаткам он и сам заметно ускорил шаг, засуетился, подчиняясь общему ритму движений. На ходу снимая рацию, он подошел к машине, потянулся рукой к поручню, собираясь залезть на броню:

— Что, едем уже, товарищ капитан?

— Сейчас, только Ивенкова дождемся.

От того, что ситниковского ординарца еще нет, Артем успокоился.

Лезть на мокрую броню не хотелось, и он остался внизу. Ожидая Ивенкова, стал обивать сапоги о колесо, до последнего оттягивая момент, когда придется снять перчатки, схватиться рукой за мокрый поручень и вскарабкаться на осклизлый БТР, холодный даже на вид.

Артем пару раз стукнул прикладом по броне:

— Эй, водила!

— Че? — Незнакомый чумазый механик-водитель высунулся из люка, недружелюбно посмотрел на Артема.

— Хвост через плечо. Дай под задницу чего-нибудь, а то броня мокрая.

Водила нырнул в люк, завозился там. Через минуту из люка вылетела засаленная подушка, прокатилась по броне и упала прямо Артему под ноги, в небольшую лужицу. Артем выматерился. Двумя пальцами брезгливо поднял подушку и попробовал вытереть её о борт. Глина на подушке размазалась. Он снова выругался и закинул её обратно на машину.

Из палатки галопом выскочил Ивенков, и выпучив глаза, побежал к ним. В каждой руке он волочил по "Шмелю" и по две "Мухи", которые били его по ногам. Артем скинул перчатку, быстро залез на бэтэр, принял у Ивенкова «Шмели», «Мухи», рацию, протянул ему руку и они спиной к спине плюхнулись на грязную подушку.

— Поехали! — сказал Ситников, и водила, дернув БТР, повел его по направлению к Алхан-Юрту.

Дождь усилился. Бэтэр, натужно ревя двигателем, полз по метровой разъезженной колее. Грязь из-под колес килограммовыми комьями фонтанировала в низкое небо, шлепалась на броню, летела за шиворот, в лицо. Больше всего попадало на шедшую впритык за ними машину девятой роты, и Артем улыбнулся, глядя, как пехота материт дурака-водителя. Потом водиле настучали по шапке, и он отстал.

Катающаяся по броне каска стукнула Артема по бедру. Он поймал её, вылил скопившуюся дождевую воду и надел: хоть шапка чистой останется.

Ивенков толкнул его локтем в спину:

— Артем! Слышь, Артем!

— Чего?

— Закурить есть?

— Есть.

Он полез в нагрудный карман бронежилета, долго искал курево и спички среди сухарей, сухого спирта, патронов и еще бог знает чего, наконец достал помятую пачку "Примы", вынул две сигареты и протянул одну Ивенкову. Повернувшись друг к другу и прикрывая огонек ладонями, прикурили.

Сигарета в мокрых руках быстро размякла, стала пропускать воздух. Артем сплюнул скопившийся на губах табак, прикрылся каской и поглубже залез в воротник бушлата. Ремень автомата он намотал на руку, стоящую на броне станцию прижал ногой. Один наушник, слушая эфир, надел на левое ухо, второй задвинул на макушку. В эфире ничего не было. Артем пару раз вызвал "Пионера", потом "Броню", но никто не ответил, и он выключил станцию, чтобы не сажать аккумуляторы.

Медленно уплывавшее назад серое чеченское поле, обложенное со всех сторон тучами и туманом, и не имевшее ни начала, ни конца, навевало тоску. Дождь мелкой изморосью плевался в лицо, стекал по каске и капал за воротник; снизу, из-под колес бэтэра в лицо летела грязь.