Мысли о главном. О жизни и смерти - Валерий Степанович Миловатский
В Бездну уводит именно разрушитель, олицетворитель зла. И действует он и через женское и мужское начала, и через многое другое, лишь бы в ткани Бытия образовать брешь”.
Подытоживающая запись от 1 апреля 2004 года.
«Бесконечности небытия (дурной, мертво-пространственной, мертво-материальной), мертвому “ничто” противостоит бесконечность Бытия (бесконечность творения, рождения, Божьего мира-вселенной, Царства Божьего). “Баланс” меж ними очень страшен, пронзителен, трагичен, “все-ипостасен”. Это не только борьба с дьяволом в сердце человека, это всетотальная борьба всего Бытия с небытием».
О Божьей Вечности
Запись от 31 мая 2002 года:
«Бесконечное творчество, необозримое, неисчерпаемое, неистощимое – оно-то всё и делает, что есть в мироздании, что есть в Бытии. Оно-то, неустанное, и поддерживает всё, и множит, и развивает всё существующее. Будь этим источником – и ты приобщишься к Вечности. Твори всегда, твори везде “до дней последних донца”. (Маяковский)
Творить – значит уподобляться хотя бы в малейшей степени Господу Богу. В меру своих творческих сил быть кому Толстым, кому Флоренским, кому Лукой Войно-Ясенецким, не худо быть и хорошим садовником или крестьянином. Стремиться добавлять к созданному ещё что-то и своё. Тем более велика творческая личность, чем мощнее ею охват бытия.
Становится очевидной связь твоего творчества со стремлением к максимальному, беспредельному воплощению. Творчество и есть воплощение себя, своего духовного существа во всём, везде и всегда: в детях, в учениках, в книгах, философемах, стихах, в садах, домах, городах, в возрождении живой природы – вот вывод всей жизни отца Павла Флоренского. И творчество, и воплощение не могут быть без любви к предмету творчества, ко всему сущему, к сотворцам и к Богу. Бог творит вместе с сотворцами – вот секрет Вечности».
Запись 11 апреля 2002 года:
«Мы, люди, стремимся к Вечности, Божьей Вечности, но что же станется с этим земным миром, приютившим нас, с нашей живоносной планетой? Богу жалко нас, а нам жалко этого мира, который идёт в небытие. Хочется задержать, увековечить его – “мгновение, остановись!” – сказал Гёте. Не мы ли – орудие сбережения, совершенствования и увековечивания этого мира?
Мир этот среди мириадов миров Божьих неповторим, уникален – и потеря его представляется мне ужасной, несмотря на сохранение множества миров иных. Святые и поэты плачут, думается, не только о мире горнем, но и мире юдольном, в котором запечатлён след Божьего огня. Мы не только сами по себе, но мы – и этот мир, с нами сущий! Максимально сохранить его, взять с собой в мир горний во всей его неповторимости – задача людей планеты и вообще всех землян».
О, Весна!
О, весна без конца и без краю…“
А. Блок
Был весенний солнечный день. Его светом были залиты улицы Усть-Лабинска. Шёл я по этим скромным и пыльным улочкам и предавался своим размышлениям о вечности. В такие прекрасные деньки и появляются солнечные мысли. Вот – и о вечности: может быть, в этом сиянии солнца, в его лучах и присутствует она? Или, может быть, в тверди Земной? Или, наконец, в каком-то из мгновений быстротечной человеческой жизни? Но планеты умирают. И уж тем более жалок человек со своими помышлениями… Сделал бы он хотя бы одну из своих бесчисленных мыслей бессмертной – тогда и можно было бы довериться его размышлениям!
И всё же мысль неугомонная, бессмертная где-то витает. Как ухватить её, как проникнуться ею? Почему-то думается, что она должна быть светлой, радостной, ликующей, как этот весенний день, как сама весна! Ведь что такое весна? Это символ возрождения, символ побеждающей жизни. Она является – и каждый распускающийся листочек, усердно ваяя каждую жилку свою, на какой-то момент чувствует себя вечным, словно не предстоит ему по осени увядание и тление. Но что-то он всё же выхватил из вечной Весны, из весеннести – она таки коснулась его! <9/IV/1994>
О, как трудны эти размышления! И всё же, всё же есть что-то поистине вечное в этой весеннести! Что? Беспрерывное созидание, взрыв творчества, всепобедность тонких лучиков! Весна, весенний дух и есть, наверное, знаки Вечности в этой быстротечной жизни. Не сдаваться и творить – вот лозунг весеннего духа!
* * *
Размышления ли и наблюдения за своей душой, интуиция ли, строчки ли, вычитанные в глубоких, высокодуховных книгах и воспринятые как свои-родные, – так или иначе, но я неуклонно пришёл к тому удивительному заключению, что Вечность как-то таинственно, непостижимо связана непременно с весной, с весенними признаками: с радостью и оживлением, вдохновением и ликованием, с неуловимым весенним духом, собственно с весеннестью.
Стал я примечать, что везде, где есть весеннесть, в человеке ли, в слове ли, в явлении, в трепете души – там обязательно и непременно являет себя посыл, знак, тайна Вечности. С этим пришло понимание, что Вечность – меньше всего временная категория; что, может быть, это вовсе никакая не категория, не метафизика, не что-то, что умственно познаётся и мыслится, а нечто чрезвычайно ощутительное, переживаемое как физическая, материальная реальность. Это не какой-то процесс, а божественное, духовное состояние – это само присутствие Бога! И это от Него исходят «флюиды» состояния и ощущения Вечности. Уразумелось, что Вечное неразрывно связано с Богом, с бессмертием, с воскрешением-возрождением, с творчеством, любовью, жизнью. Это совсем иное и далеко от того, о чём размышляют философы, физики и математики.
* * *
А вот и авторитетная подсказка вышесказанному. Каким духом дышали великие святые? Весенним!! Достаточно вспомнить пасхальную радостность Серафима Саровского. Есть удивительное свидетельство о священнике Сергии Булгакове, оставленное протоиереем Георгием Сериковым: «Если бы меня как одного из старейших членов движения спросили о том, что с моей точки зрения было и есть самого дорогого и незабываемого в о. Сергии для Движения, то парадоксально, но правдиво, я должен был бы ответить: его молодость, его свежесть, его весенний дух всякого возрождения, его окрылённость, его творческий динамизм… его духовность, не приемлющая никакой косности, рутины…»[237].
Многозначительные слова оставил философ А.Ф. Лосев: “Греческое слово «эон» обозначало собою то, что сразу и одновременно является и «вечностью», и «молодостью»… В христианстве молятся о вечном покое, а древнегреческий язычник стремится к вечной молодости.
