Война в вишневом саду - Онур Синан Гюзалтан
Я пытаюсь с другой стороны зайти на ту же тему, чтобы заставить Стефана говорить откровеннее… Мы с ним согласны, что Россия конфликтует с Западом почти во всех областях. Но та же Россия продолжает оставаться частью западноцентричной экономической модели. Разве в этом нет противоречия?
Стефан поправляет съехавшие на нос очки, делает большой глоток чая и отвечает на мой вопрос:
– Мы не боремся с западной экономической моделью. Проблема в том, что они ввели исключительные правила и навязывают их. О каком капитализме может идти речь? Покупка российских нефти и газа коммерчески выгодна для многих стран, но они создали другую систему и препятствуют этому. Я не знаю, как назвать эту систему, но это точно не капитализм. Капитализм требует свободного рынка, но сегодня невозможно говорить о свободном рынке. Политические центры используют свои силы, чтобы мешать компаниям торговать, и навязывают это всем. Это противоречит природе капитализма. Например, они запретили полеты в России, и маршрут стал более дорогим с точки зрения логистики. Разве это свободный рынок?
Мы оставляем разговор о капитализме и социализме и возвращаемся к вопросу идентичности, в котором Церковь играет важнейшую роль.
– Есть ли у Церкви ответ на вопрос, который столетия занимает умы людей: Россия – это европейская или азиатская цивилизация?
Стефан отвечает:
– То, что Россия расположена и в Европе, и в Азии, делает ее уникальной! – А потом, улыбаясь, спрашивает: – Разве мы можем это изменить? Разве можно взять европейскую часть России и перенести ее в Азию? Или сделать наоборот? – Немного погодя он сам отвечает на свой вопрос: – Конечно же, это невозможно! – И продолжает объяснять: – Находиться и на той, и на другой стороне – это наше испытание, это наша обязанность. Но сегодня, когда Запад отдаляется от своих корней, традиций и христианства, я с каждым днем чувствую себя ближе к восточному миру, где по-прежнему ценятся традиции и вера в Бога… В этом отношении у Турции и России много общего. Богатство наших цивилизаций – это культура социальной справедливости, мира, дружбы и сосуществования разных народов.
Из того, что сказал Стефан, я делаю вывод, что он против европоцентристского мировоззрения. Он подтверждает мое утверждение:
– Конечно… Надеюсь, то, что я говорю, не будет воспринято в политическом смысле, но европоцентристская доктрина неверна. В мире есть шесть континентов, и все они равны между собой. Есть цивилизации, которые намного старше европейской. Конечно, она очень важна для мира, но куда мы денем Древний Египет, Индию, Китай, такие цивилизации Латинской Америки, как майя и ацтеки, Японию, Корею, Османскую империю и тюркский мир? Как мы можем сказать, что одна из этих цивилизаций более ценная или развитая, чем другая? Они все – наши сокровища.
Пока мы движемся с Запада на Восток, переходим к разговору о мусульманах, которые составляют примерно 10 процентов населения России. Исторически между православными и мусульманами происходили войны в разных регионах, в первую очередь на Кавказе. Не было бы неправильным назвать Чеченскую войну последним актом этих конфликтов. Конечно, невозможно сразу же вычеркнуть негативные события из общественной памяти. Как же Церковь смотрит на все происходящее? Признает ли она ислам как часть российской идентичности?
Стефан почти кричит:
– На сто процентов! – И с большим энтузиазмом принимается рассказывать о российских мусульманах: – Мусульмане в России – это часть нашей жизни. Мы живем вместе как братья. Не считайте это простыми словами, это наша реальность, наша самая обычная жизнь. И религия, особенно здесь, нас не разделяет, а, наоборот, сближает. Мы чувствуем, что наши религиозные различия – это уже не испытание для нас. Испытания на сегодняшний день – это секуляризм и атеизм. Именно поэтому мы гораздо лучше ладим с нашими братьями-мусульманами, живущими в России, чем с кем-либо на Западе.
Его описание секуляризма как «испытания», должно быть, вызывает на моем лице выражение удивления, потому что Стефан говорит:
– А, я сейчас понял: в Турции это понятие имеет другое, более хорошее значение, чем в России… Правильно, я совсем забыл об этом. Я не хочу быть понятым неправильно.
Убедившись, что с моего лица пропало выражение удивления, он начинает объяснять, как секуляризм понимается в России:
– Сегодня в России секуляризм понимают примерно так же, как в Турции. Возможно, мы даже можем сказать, что впервые в нашей истории существует настоящая религиозная свобода, потому что есть закон, ее регулирующий. Короче говоря, мы свободны. Государство не слишком сильно давит в этой области, а мы, в свою очередь, хорошо знаем законы. Что касается проблемы атеизма… Когда я говорил об атеизме, я хотел указать на агрессивное навязывание этой концепции. Конечно, каждый может быть атеистом, это не представляет проблемы.
Я решаю положить конец путанице в понятиях:
– Основная угроза – это либерализм?
Стефан вскрикивает «Да!» так, будто бы он вспомнил о чем-то, что он забыл. Стефан говорит, что либерализм представляет собой бо́льшую угрозу, чем атеизм. И обосновывает свое мнение следующим образом:
– Потому что атеизм – это доктрина, которую человек может выбирать. Человек верит или не верит. Либерализм же навязывает свои правила посредством манипуляций. Вместо того чтобы атаковать религию напрямую, он атакует ее основы, чтобы разрушить.
Мы со Стефаном продолжаем рассуждать о тонких границах между Церковью, государством и обществом:
– Можно ли сказать, что Россия является светским государством?
– Нет. Я не могу сказать, что мы – светская страна. Если бы я так сказал, мы бы перепутали понятия. Позвольте мне объяснить. Мы воспринимаем секуляризм как плохую концепцию, как часть либерализма. Государство создает и регулирует сферы, в которых люди смогут пользоваться своими свободами. Это роль государства. При такой системе все имеют равные права в религиозной и социальной сферах. Зачем люди создали государство? Именно для этого… Чтобы создать порядок, который сможет обеспечить лучшие условия для всех, и для безопасности… Не для того, чтобы давить на другого и что-то ему запрещать. Этот порядок совместим с сегодняшним христианским пониманием.
В наши дни существует очень важное понятие – свобода. Некоторые доктрины защищают безграничность свобод, но это не должно быть так и не будет. В христианстве очень важен баланс между свободой и социальной ответственностью личности. Обязанность государства – поддерживать этот баланс и создавать условия. Человек должен жить свободно, но он не должен забывать о своих обязанностях. Патриарх Кирилл написал книгу на эту тему, о свободе и обязанностях.
Я пытаюсь прояснить, что сказал Стефан. Он сторонник полного отделения церкви от государства? Что он думает о том, чтобы две эти структуры не вмешивались в дела друг друга? Например, что государственный деятель при принятии решений не будет учитывать свои
