Война в вишневом саду - Онур Синан Гюзалтан
– Это разные концепции и сравнения, – говорит он и выводит дискуссию на самую животрепещущую тему – к конфликту между религией и государством в сфере образования. – Я согласен, чтобы церковь и государство были разделены до тех пор, пока они не начнут негативно влиять друг на друга. Возьмем, например, школы… У тех, кто учится в школе, могут быть разные религиозные взгляды. Семьи могут захотеть, чтобы их дети получили религиозное образование. Это их право.
В советский период дела церкви и государства были разделены. Но это было насильственным разделением, потому что церковь была запрещена в общественных сферах. Нам нужен баланс и хорошие законы. Ни церковь, ни государство не могут быть вне общества. Оба учреждения представляют человечество на разных уровнях. Я хочу повторить слова Иисуса Христа: «Кесарю кесарево, а Богу Богово».
Сегодня некоторые государства предпринимают действия, которые касаются человеческой души. Они поощряют однополые браки, легализуют эвтаназию и прочие подобные вещи. Они говорят, что аморальные вещи – это хорошо, и буквально навязывают их. Именно это и происходит сегодня в Европе. Это связано с духовностью и душой. Церковь должна говорить и говорит: «Остановите это!»
С точки зрения христианства важна свобода в том, чтобы быть или не быть религиозным. Вы не можете заставить кого-то поверить в Бога. Человек верит в Бога по своей свободной воле. Он сам принимает решение. Это его отношения с Богом. Религия не может заставить человека, общество или государство быть религиозными.
Закончив говорить, он некоторое время изучает мое лицо и спрашивает, удалось ли ему объяснить свою мысль. Я отвечаю, что тема, на которую мы говорили, уже давно обсуждается в Турции, поэтому я не так уж далек от того, о чем он рассуждал.
Стефан говорит, что следит за дискуссией в Турции, и продолжает развивать тему:
– У нас могут быть разные доктрины. Религиозная свобода очень важна в христианстве. Но мы не должны понимать под свободой то, что мы можем делать все, что захотим. Сейчас в мире очень грязная социальная атмосфера. Самый маленький ребенок может залезть в интернет и увидеть там ужасные вещи или стать свидетелем таких вещей в школе… Должны ли мы дать свободу этому ребенку с точки зрения моральных и религиозных ценностей? Это возможно, если человек взрослый, но применимо ли это по отношению к ребенку? Может ли ребенок, будучи свободным, противостоять этому грязному миру?
Ребенок находится под влиянием этого грязного мира. В этой ситуации семья и религиозные наставники должны помочь ему стать по-настоящему свободным. Ситуация должна быть сбалансированной. Именно поэтому необходимо хорошее нравственное и религиозное воспитание в семье и школе. Чтобы показать нашим детям правильный путь, чтобы правильно объяснить им ту религию, к которой они относятся… Ребенок должен учиться в церкви, а не на улице… Мы должны научить его нравственности.
На Западе есть уроки сексуального просвещения. Это нормально, что есть такие уроки, но ребенка также следует учить нравственности. Кто будет учить морали? Конечно, священнослужители могут выполнить эту работу лучше, чем кто-либо другой.
Из того, что сказал Стефан, и по тому, как настойчиво он это говорил, становится ясно, что в России, как и в Турции, вопрос образования становится сферой, где сталкивается деятельность религии и государства.
Отношения россиян с религией до сих пор являются крайне обсуждаемой темой (особенно в случае тех людей, что ощутимую часть жизнь прожили в Советском Союзе). У меня в голове вертится вопрос: можно ли назвать русских религиозными людьми?
Стефан отвечает:
– Это сложная тема. В России живут православные, мусульмане и представители других религий. Если бы вы посетили Россию двести лет назад, вы едва ли встретили хотя бы одного атеиста. Сейчас, семьдесят лет спустя, мы заново узнаем себя. На протяжении многих лет священнослужителям было запрещено молиться и совершать обряды. Они не могли учить людей христианской вере, но сейчас возникла новая ситуация. Большая часть населения страны определяет себя как людей религиозных, но священнослужителям необходимо больше работать, чтобы объяснить людям религию. Люди называют себя христианами, но они мало что знают о христианстве. Мой друг говорит, что в мусульманской общине ситуация похожая. Я могу сказать, что люди в России хотят быть религиозными.
Мы продолжаем разговор. Я предлагаю Стефану представить, что стол, который стоит между нами, – это Россия. И спрашиваю его, является ли Церковь одним из столпов государства в сегодняшней России.
Стефан, поправив полы своей рясы, отвечает, тщательно подбирая слова:
– Прежде всего я должен повторить, что Церковь не является политической структурой. Но я согласен с утверждением, что она – один из кирпичиков, составляющих основу российской цивилизации. Слава Богу, у нашего стола не две и не три ножки, а ровно четыре, прямо как у стола, стоящего перед нами. У нас прочный стол, его трудно перевернуть. Но я должен отметить, что мы извлекли уроки из истории. Мы увидели, что участие в политике приносит проблемы, и сегодня мы идем другим путем. Сегодня Церковь никак не участвует в политике.
Русское государство, русская душа, Советы, Церковь… Шевкет Сюрейя так описал компоненты большевистской революции: «Экстремистский русский дух, пришедший в движение благодаря природному потенциалу и геополитическим возможностям России, осуществил самый драматичный, но в то же время самый действенный эксперимент нашего века».
Геополитическая концепция, о которой Шевкет Сюрейя писал еще несколько десятилетий назад, сейчас стоит на повестке дня всего мира. Эта концепция, которую изобрели англосаксы, также является частью российской политической культуры. Но Стефан настаивает на том, что Церковь не оценивает мир с точки зрения политических концепций.
– Церковь – это про человеческую душу, поэтому мы не оцениваем мир при помощи политических систем и концепций. Оценивая политику, мы должны учитывать то, чего хотят люди, – отвечает Стефан и, таким образом, уклоняется от комментариев по поводу геополитики.
Отношения России и Ближнего Востока – это одна из первых тем, которую я выбрал для обсуждения со Стефаном до нашей встречи, так как Ближний Восток – это регион, с которым у России, особенно в советский период, сложились тесные связи. Россия, вынужденная сосредоточить внимание на собственных проблемах после распада Советского Союза, временно потеряла влияние в этом регионе. Возвращение на Ближний Восток случилось во время гражданской войны в Сирии, разразившейся в 2011 году. Кремль, который в этом конфликте стал активным сторонником Сирии, вновь расширил свою деятельность в регионе. Русская православная церковь через свои отношения с восточными христианами играла и продолжает играть жизненно важную роль в этом процессе.
Я спрашиваю у Стефана, который много раз бывал в этом регионе, о палестинско-израильском конфликте – проблеме, лежащей в самом сердце Ближнего Востока. Он отвечает с грустным выражением лица:
– Прежде чем
