Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - Балинт Мадьяр

относятся критически настроенная интеллигенция, свободная пресса и независимые журналисты, НПО (добивающиеся политической ответственности), профсоюзы, оппозиционные политики, а также международные акторы и организации, оказывающие давление на популиста. Активных критиков для своей атаки популист выбирает, исходя из собственных предпочтений, тогда как выбор конкретных пассивных меньшинств, как правило, обусловлен сложившейся ситуацией: популист вынужден выбирать из тех меньшинств, относительное положение которых делает их простой мишенью для стигматизации со стороны доминирующей группы, то есть их социальный статус выглядит в глазах популистского электората достаточно чуждым, чтобы можно было легко исключить их из традиционных сообществ (бог, нация, семья) и объединиться в борьбе с новоявленными чужаками. Популисты, пользующиеся идеологией, вынуждены открыто бороться с активными критиками режима только в том случае, если у тех есть возможность высказываться публично, то есть если они имеют доступ к достаточно широкой аудитории через масс-медиа [♦ 4.3.1.2], однако зачастую любой критический голос, получающий хоть какой-то доступ к медиа, автоматически записывается в категорию «они» – как правило, в самые размытые ее проявления, такие как «враги нации» или «предатели»[715]. Возможность высказываться публично также имеет значение и в случае пассивных меньшинств, однако обычно популист, предварительно уничтожив институты публичного обсуждения [♦ 4.3], может стигматизировать любые меньшинства, исходя из предпочтений своего электората и конкретного политического контекста внутри страны [♦ 7.4.1].

Анализируя ситуацию пассивных меньшинств, можно с уверенностью сказать, что они обладают неким потенциалом генерирования страха, сила которого зависит от количества и глубины их различий по отношению к популистскому электорату (Таблица 6.8). Естественно, глубина различия зависит от культуры конкретной страны, а также от исторической ситуации (например, миграционный кризис может иметь большое значение)[716], поэтому обобщать тут сложно. Однако, чтобы продемонстрировать основные принципы отбора или так называемую политическую экономию стигматизации, можно рассмотреть наиболее часто стигматизируемые группы и проанализировать различия, на основании которых их выбирают в качестве популистской мишени, а также взглянуть на те идеологические аргументы, к которым прибегают пользующиеся идеологией популисты для стигматизации этих групп. Начнем с социальных групп, обладающих наименьшим потенциалом генерирования страха, а именно с социально незащищенных и ущемленных групп, таких как бедные, бездомные и безработные люди. Различие, на котором может делать акцент популист, это их социальный статус, который в рамках эгалитарной модели мог бы стать основанием для солидарности и помощи со стороны богатых. Этот статус наделяет такие группы потенциалом генерирования страха и дает популисту, пользующемуся идеологией, возможность эксплуатировать отсутствие солидарности и продвигать аргументы типа «если мы не выдавим бездомных из нашего общества, то они, в конце концов, выдавят всех нас»[717]. Второй пример – это ЛГБТ-сообщество, являющееся меньшинством сразу по двум признакам: сексуальной ориентации и культурной традиции, по крайней мере в том смысле, что они, как правило, ведут более либеральный образ жизни, с точки зрения традиционных семейных ценностей, разделяемых популистским электоратом. Таким образом, их потенциал генерирования страха основывается не на одном различии, а на двух, что делает их стигматизацию проще и дает популисту возможность эффективно использовать гомофобию как идеологический аргумент в наиболее консервативных странах (таких как Россия)[718]. Третьим примером часто стигматизируемых групп являются религиозные меньшинства, которые отличаются по культурному и религиозному признакам. Кроме того, (популистский) электорат часто приписывает им стереотипы, связанные с их якобы высоким социальным статусом, богатством и влиянием, что особенно часто происходит по отношению к евреям[719]. Три типа различия создают широкое пространство для проявлений антисемитизма, а также для риторической дискриминации представителей других религий и небольших религиозных движений (или «сект», как их называют популисты)[720]. В-четвертых, существуют этнические и расовые меньшинства, которые отличаются от большинства сразу по четырем признакам: этническая принадлежность, язык, культурная традиция и социальных статус (это особенно заметно на примере стереотипов в отношении ромского [цыганского] меньшинства)[721]. Эксплуатируя эти различия, популисты, использующие идеологию, могут прямо или косвенно опираться на расизм как идеологический аргумент, суть которого тем не менее легко считывается их целевой аудиторией[722]. Наконец, самой легко стигматизируемой группой являются беженцы и мигранты, которые буквально прибывают из-за пределов родной страны (то есть нации) определенного электората и часто являются представителями совершенно другой культуры. Другими словами, в этом случае пользующийся идеологией популист может легко эксплуатировать этнические, религиозные, лингвистические, культурные и социальные различия для проведения ксенофобских кампаний, монополизирующих политическую повестку [♦ 4.3.3.1] (как это происходит в Венгрии)[723].

Таблица 6.8: Характеристики стигматизируемых групп, которые эксплуатируют популисты, пользующиеся идеологией

Пользуясь этими идеологическими аргументами, популисты в каждой конкретной стране в своих политических кампаниях могут производить из ненависти и страха нечто вроде «психоделических коктейлей», подгоняя их рецепты под местный идеологический ландшафт, историческую и геополитическую ситуацию в государстве, а также свою целевую аудиторию. Стоит, однако, помнить, что, несмотря на то, что пользующиеся идеологией популисты прибегают к таким идеологическим аргументам, они сами не являются антисемитами. Их главная цель не евреи. Скорее, самой важной политической аудиторией являются для них как раз антисемиты. Истинная претензия популистов к банкам заключается не в том, что ими владеют евреи, а в том, что они не принадлежат самим популистам[724]. Настоящими расистами их также назвать нельзя. Скорее, они просто пытаются завоевать доверие своей потенциальной аудитории, склонной к расистским настроениям. Популистов, пользующихся идеологией, необходимо рассматривать как крайне прагматичных акторов, хорошо понимающих, что и зачем они делают: в своих действиях они руководствуются не какой-либо ценностно-когерентной идеологией, а функциональной когерентностью, служащей интересам элит. Обсуждая создание образа «врага», мы уже упоминали, что управляемые идеологией популисты проявляют завидное постоянство при выборе стигматизируемых групп. Стоит также отметить, что в присущих коммунистическим диктатурам партиях-государствах, управляемых идеологией марксизма-ленинизма, стигматизируемые группы, так же как и защищаемые группы, одинаковы и довольно стабильны. И те и другие выделяются по классовому признаку (буржуазия и пролетариат), а нормативная политика партии-государства логически строится на основании господствующей идеологии. С другой стороны, в случае популистов, пользующихся идеологией, защищаемая группа одна и та же, тогда как стигматизируемая группа может меняться. Легкость смены стигматизируемых групп в зависимости от конкретной ситуации, спроса и социологических данных недвусмысленно указывает на то, что пользующиеся идеологией популисты подходят к этому процессу утилитарно: они просто пытаются завоевать внимание своих целевых аудиторий.

Однако неизбежным последствием использования таких идеологических аргументов, направленных на привлечение экстремистского электората, является легитимация и воспроизводство экстремистских, антисемитских и расистских настроений и дискурса, а также увеличение количества людей, разделяющих подобные взгляды. Другими словами, идеологические аргументы, возводимые популистами, пользующимися идеологией, на уровень политического мейнстрима, могут