Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - Балинт Мадьяр
Схема 6.1: Процесс апроприации ценностей через их переопределение
Теперь проследим пошагово апроприацию аргументов о боге, нации и семье. Что касается бога, в духовном сообществе (особенно в его фундаменталистской, докоммунистической форме) популиста, пользующегося идеологией, особенно привлекает возможность отрицать рациональность и модернизм, заменяя их апелляцией к некоему вечному закону. Этот идеологический элемент выбирают, как правило, те популисты, которые пытаются закрепить за собой и за своим политическим сообществом миссию по достижению определенной мистической цели. Как объясняет Дьёрдь Габор, «это значит, что как представители некоей первозданной основы – божественно-трансцендентной метафизической воли ‹…›, – ведомые к тому же миссионерским чувством, власть предержащие руководствуются в своих действиях не экономической, социальной или другой похожей рациональностью, а скорее [апеллируют к] вечной морали и духовному закону ‹…›. Политика, таким образом, из рациональной дискуссии превращается в подобие полемических религиозных диспутов, и в ней остается все меньше и меньше места для рациональной аргументации и диалога, основывающихся на обсуждении логических противоречий. Вместо того, чтобы воспринимать и реагировать на постоянно меняющиеся обстоятельства, власть фокусируется на вечных, неизменных и неизменяемых догмах»[685].
Тем не менее неоспоримый, с точки зрения рациональности, статус религии, а также религиозные символы и ритуалы – это лишь «оболочка», тогда как скрывающееся за этой оболочкой содержание представляет собой набор религиозных учений о добре и зле[686]. В западно-христианском и православном исторических регионах[687] популисты, пользующиеся идеологией, отобрали для своих целей только оболочку, отсеяв при этом суть религиозных учений. С одной стороны, они используют религиозные символы, как, например, в России, где Путина и его министров регулярно показывают по телевидению в сопровождении патриарха, который также благословляет его после церемонии президентской инаугурации в Благовещенском соборе Московского Кремля[688]. С другой стороны, они игнорируют базовое учение о солидарности, милосердии и умеренности как на уровне политики, так и на уровне приемной политической семьи, поскольку олигархи и полигархи, как правило, ведут роскошный образ жизни без намека на религиозный аскетизм[689]. Когда религиозные лидеры критикуют отсутствие уважения к основным догмам, это пропускают мимо ушей, как произошло с самим папой римским, призывы которого к гуманному обращению с беженцами не нашли поддержки у Орбана и венгерских епископов[690] (несмотря на постоянное подчеркивание своей приверженности христианским ценностям)[691].
На последнем этапе – переосмыслении – бог оказывается на стороне пользующегося идеологией популиста, то есть на стороне «нас», тогда как другие, «они», лишаются религиозной позиции и объявляются угрозой или открытыми врагами духовное сообщества. По словам Габора, популисты, пользующиеся идеологией, «[переносят] политический раскол внутри страны в историческую и эсхатологическую плоскость, разделяя тем самым на трансцендентальной основе политическую и общественную жизнь. В рамках этого разделения политические акторы наделяются свойствами Добра или Зла, не имеющими отношения к их заявлениям, программам и поведению. Это выглядит как примитивная апокалиптическая битва, противостояние сил в которой извечно и не требует критического осмысления: достаточно апеллировать к твердой вере и заявлять, что положительные и отрицательные ценности приписываются в зависимости от принадлежности к политической партии. ‹…› Такое ‹…› представление о мире ‹…›, где воплощение высшего блага (Summum Bonum), с одной стороны, и персонифицированное всемогущее зло (Summum Malum) – с другой, ‹…›, выражают потребность в священной / духовной войне, которая закончится тем, что мы (чья политическая вера является универсальной и истинной) освободим человечество (или, по крайней мере, наше сообщество) от аморального, развратного и злонамеренного врага, который постоянно несет в себе угрозу справедливости»[692]. В итоге пользующийся идеологией популист добивается двусторонней функциональной когерентности: он поддерживает религиозную риторику и присваивает ее символы, тем самым поддерживая сообщество, которое, по мнению людей, обеспечивает их безопасность; и, поскольку в его риторике «„выходящему за пределы разума“, абсолютистскому и чрезвычайно эмоциональному подходу, базирующемуся на безусловной вере, отводится фундаментальная роль», его оппоненты лишаются какого бы то ни было морального авторитета, а сам он благодаря своим действиям приобретает его (см. Текстовую вставку 6.5).
Текстовая вставка 6.5: Неоспоримый моральный авторитет верховного патрона
На официальном уровне политическая система в качестве легитимации высшей власти в стране полагается на выборы. Но в идеологическом плане выборы преподносятся не как возможность выбрать одного из нескольких кандидатов, конкурирующих друг с другом на равных, а как самоотверженная, героическая борьба Владимира Путина, единственного и непревзойденного царя и лидера нации, против дерзких попыток посторонних лиц и самозванцев отобрать трон у его законного держателя. Отсюда и явное отсутствие «главного кандидата» на президентских дебатах (ведь автократ не может опуститься до уровня личных дебатов с самозванцами); отсюда и аура царственного величия, окружающая образ этого кандидата в государственных СМИ; отсюда и горячая поддержка со стороны высшего духовенства самой крупной религиозной организации России, Православной церкви Московского Патриархата. В этом контексте выборы главы государства превращаются в выражение народной поддержки действующей власти, которая ‹…› основана не на трезвой оценке качества управления и, следовательно, качества жизни, а, скорее, на представлении о защите от ослабления власть имущих, олицетворяющих государство, ‹…› различными «раскольниками»[693].
Второй концепт, который присваивают пользующиеся идеологией популисты, особенно находящиеся у власти, это этническая общность, или «нация». На этапе отбора символический мир этой общности, а также этническая принадлежность в целом таким же образом присваиваются и политизируются, тогда как понятийный элемент, делающий «нацию» в этом смысле особенно привлекательной, состоит в ее неотъемлемой связи с «народом» и «общим благом». Неслучайно в Главе 4 при описании популизма мы упоминали «нацию» и «национальные интересы» наряду с «народом» [♦ 4.2.3]. Для пользующихся идеологией популистов эти понятия практически синонимичны, что следует из того факта, что нация, будучи так называемым воображаемым сообществом[694], предполагает основанную на взаимном доверии и солидарности эмоциональную связь внутри общности, во имя которой от
