Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович
Выше мы обозначили, какие выводы можно сделать из популистской аргументации. Тем не менее, поскольку «популизм» – это фундаментально оспариваемый концепт, необходимо прояснить, в каком значении мы его употребляем. Мы посвятим этому часть Главы 6, где, рассмотрев подробнее понятие «идеологии», мы также дадим довольно новаторское определение популизма, опирающееся на введенный нами понятийный вокабуляр [♦ 6.4.3]. Однако чтобы продемонстрировать, какие вызовы популизм бросает конституционалистской риторике, на этом этапе достаточно представить его в виде следующей цепочки рассуждений (каждое из которых отражает одну из характеристик популизма):
1. популист позиционирует себя в качестве истинного представителя народа (опора на народный суверенитет)[621]; следовательно,
2. он не участвует в дискуссионной фазе публичного обсуждения, поскольку не считает легитимными мнения, отличные от «народных» или его собственных (антиплюрализм)[622]; следовательно,
3. он отказывается от системы институтов, выполняющих функцию медиатора воли народа, и провозглашает себя прямым представителем нации и ее общего блага (плебисцитарный характер)[623]; следовательно,
4. он утверждает, что институты должны служить основной цели, то есть институты и законы могут существовать, только если они служат общему благу, которое при этом интерпретирует сам популист как прямой представитель народа; если они не служат общему благу, то могут быть аннулированы (мажоритаризм, неуважение к власти закона)[624]; следовательно,
5. он борется с теми, кто выступает против основных целей, которые он устанавливает; как правило, это (a) господствующие властные круги, если популист находится в оппозиции к ним, или (b) прежние властные элиты, связанные с институциональной системой сдержек и противовесов, которым он пришел на смену (антиэлитизм)[625]; следовательно,
6. он усугубляет поляризацию политических сил, то есть разрыв между теми, кто поддерживает основную цель, и теми, кто настроен против; если популист приходит к власти, то выступающие против «общего блага» или те, кто могли бы ограничить его действия, исключаются из нации в целом и из числа тех, в отношении кого государство имеет моральные обязательства в частности (риторика в духе «они против нас»)[626].
Каждый из шести пунктов добавляет к определению популизма новую черту, тогда как все они вместе взятые довольно точно описывают популиста идеального типа. Необходимо также четко обозначить, что наше определение подразумевает наличие харизматического лидера (то есть персону, которую мы выше обозначаем понятием «популист»). Мы не включили этот аспект в наши шесть пунктов, поскольку мы пытаемся определить популизм как определенную логическую и идеологическую систему. Тем не менее сложно представить себе популизм, особенно в посткоммунистическом регионе, без «персоналистского характера, ‹…› выстраивающего плебисцитарную связь с народом» и получающего «разовое одобрение ‹…› общества и де-факто полный карт-бланш на осуществление любого политического курса»[627].
На этом этапе шесть характеристик популизма помогут нам отличить его от смежных понятий. Демагогия, пейоративное понятие, подразумевающее обращение к низменному «внутреннему чутью» простых людей, часто становится инструментом популизма, но не отражает все шесть свойств[628]. Похожим образом популизм может использовать риторику, направленную против элит, однако не все использующие ее акторы являются популистами, а только те, которые прибегают к описанной выше цепочке рассуждений. Кроме того, несмотря на то, что современные популисты активно представляют политический истеблишмент главной причиной социального, политического и экономического кризисов[629], ключевой целью их антиэлитарной повестки является отключение системы сдержек и противовесов. Иначе говоря, они пытаются обойти такие препятствия, как легитимная оппозиция или конституция, которые могли бы ограничить продвижение интересов правящей политической элиты (замаскированных под общее благо). Наконец, все успешные популисты, заполучившие достаточно власти для реконструкции институтов, практикуют некоторые аспекты харизматического и плебисцитарного управления, такие как установление прямой связи между лидером и управляемыми им людьми, которое воплощается в создании новой системы подчинения[630]. Однако харизма и плебисцитарное лидерство в веберианском смысле включают в себя еще один элемент, а именно возможность бросить ему вызов, которая подразумевает, что правитель участвует в соревновании, где превосходит своих соперников, а люди «свободно ‹…› снимают его [с должности] в том случае, если потеря харизмы и отсутствие ее подтверждения вызывают утрату подлинной легитимности»[631]. Конечно же, в патрональных автократиях популизм работает совсем не так: в них верховный патрон последовательно укрепляет свою неограниченную власть, в то время как оппозиция объявляется нелегитимной.
Из вышесказанного уже становится понятно, как в таких режимах принимаются государственные решения, то есть какую структуру институтов легитимирует этот нарратив. Верховный патрон как популистский лидер монополизирует право интерпретировать общее благо, вследствие чего получает наивысшие полномочия при принятии государственных решений, то есть может единолично решать, как использовать политическую власть. Таким образом, он учреждает неопатримониальное или неосултанистское государство [♦ 2.4.2]. Другими словами, популизм легитимирует патримониализацию формальных демократических институтов [♦ 4.4.1.3]:
♦ Патримониализация – это действие политического актора, направленное на отключение всех контрольных механизмов (системы сдержек и противовесов) структуры, которую он возглавляет либо к которой имеет доступ, для того чтобы в дальнейшем использовать ее как свое частное владение.
Популистский нарратив, несомненно, очень подходит для неограниченной власти верховного патрона, поскольку нет никакой логической связи между тем, что он критикует («диагноз»), и тем, что он предлагает в качестве альтернативы («лечение»)[632]. Функция критики заключается только в том, чтобы подорвать легитимность ее объекта, например государственных институтов в лице правящих элит. Что с ними нужно делать дальше, решает верховный патрон. Хорошей иллюстрацией этого процесса является уже упоминавшаяся критика публичного обсуждения как коррумпированного и элитистского института. Эта критика может быть справедливой или нет, но в рамках популистского нарратива она нужна только для того, чтобы подорвать легитимность существующей системы, то есть попытаться представить ее как нелегитимную и предложить реконструировать ее так, как хочется популисту, а точнее, в соответствии с его монопольной интерпретацией общего блага (в случае публичного обсуждения речь идет о «непосредственном понимании» популистом воли народа и разрушении институтов публичного обсуждения).
Отсутствие логической связи между диагнозом и лечением объясняет, почему популистской в сущности можно назвать практически любую политическую программу: правую, левую или какую-либо другую. Из-за этого свойства популизм часто называют «тонкой идеологией»[633]. Тем не менее корректнее будет назвать его не идеологией, а идеологическим инструментом, то есть стилем аргументации, который может использовать любой человек для оправдания своих действий независимо от того, придерживается ли он какой-то идеологии или нет [♦ 6.4.1.2]. Действительно, если признать популизм политической идеологией, хотя бы и тонкой, есть риск приравнять его к правым, левым, либеральным и консервативным идеологиям, которые в отличие от популизма действительно являются последовательными
