Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович

диктатурах), потому что она оставляет другим элитам очень мало автономии либо не оставляет вообще, стирая при этом границы между различными социальными сферами и ветвями власти. Таким образом, речь идет о частично инкорпорированных элитах. С одной стороны, элиты, принадлежащие к политической сфере, административная и правоприменительная элиты подчиняются правителю, который де-юре и де-факто принимает основные исполнительные решения, регулирующие действия этих элит. С другой стороны, экономическая, медийная и культурная элиты инкорпорированы лишь частично, то есть сохраняют некоторую степень автономии в рамках жесткого государственного регулирования. Следовательно, в то время как в коммунистических диктатурах (которые в нашей классификации следуют за диктатурами с использованием рынка) единственной подлинной элитой является правящая, номенклатура диктатуры с использованием рынка не является единственной, а сосуществует с другими элитами. Более того, несмотря на серьезное государственное вмешательство, а также прямое влияние государства на исполнительные решения некоторых компаний, существует большое количество автономных главных предпринимателей, составляющих верхушку экономической элиты. Причиной этому становится рыночный характер режима, который позволяет объемному частному сектору служить политическим или экономическим целям партии-государства [♦ 5.6.2.2].

Схема 3.7: Частично инкорпорированные элиты в диктатурах с использованием рынка идеального типа

Условные обозначения: Каждый треугольник обозначает элиту, а их вершины – верхушки элит. Треугольники, перекрывающие друг друга, обозначают аннексию

Однако иметь формальную политическую организацию позволяется только номенклатуре. Элиты, покинувшие сеть партии-государства, могут пользоваться своим статусом принадлежности к элитам только индивидуально, и никто не может объединяться против правящей политической элиты. Таким образом, политическая оппозиция объявляется незаконной, а любая группа, выступающая против системы, подвергается преследованиям.

Среди всех рассматриваемых нами посткоммунистических стран Китай лучше всего подходит под описание диктатуры с использованием рынка. По мнению Селеньи и Михайи, «в течение 1980-х годов Китай строил „капитализм снизу“ и ‹…› многие предприниматели, входившие в списки богатейших людей Китая даже в начале 2000-х годов, имели скромное происхождение (например, братья Лю или династия Юань). Даже тем, кто, кажется, соответствует образу политических капиталистов (такие как Ронг), все еще очень далеко до политических капиталистов из посткоммунистической России»[583]. Об интегрированности экономических элит свидетельствует судьба многих главных предпринимателей, которые либо разбогатели благодаря партийным связям, либо нуждались в защите партии. Однако некоторые из богатейших китайцев, такие как Джек Ма, заработали свое состояние на развитии инновационных информационных технологий или других высокотехнологичных отраслей. И хотя такие предприниматели, как Ма, все же вступили в Коммунистическую партию Китая, они по-прежнему довольно самостоятельны при принятии административных решений в своих компаниях в отличие от руководителей государственных предприятий в коммунистических диктатурах до смены режима[584]. С другой стороны, СМИ и сфера культуры в Китае испытывают довольно серьезные ограничения, а Коммунистическая партия Китая (КПК) действует как доминирующая в политике партия-государство[585].

Схема 3.8: Частично патронализированные элиты в патрональных демократиях идеального типа

Условные обозначения: Каждый треугольник обозначает элиту, а их вершины – верхушку элит. Треугольники, перекрывающие друг друга, обозначают аннексию, а пунктирные линии – слияние. Оппозиционная пирамида, как правило, меньше, чем правящая

3.7.2.3. Патрональная демократия: частично патронализированные элиты, конкурирующая патрональная политическая элита

Структура элиты идеального типа в патрональных демократиях представлена на Схеме 3.8. Правящую политическую элиту этого режима можно назвать конкурирующей патрональной политической элитой (в противоположность монополистической в патрональных автократиях), во-первых, потому что она подчиняет себе другие политические элиты, организуя их в свою патрональную сеть (этот процесс называется патронализация), во-вторых, потому что это не единственная элита, которая действует таким образом. Следовательно, оппозиционная политическая элита также имеет свою неформальную патрональную сеть, которая патронализирует некоторые сегменты неполитических элит.

В этом типе режима элиты частично патронализированы. Каждая неполитическая элитная группа делится на три части. Одна часть патронализирована правящей политической элитой, вторая – политической оппозицией. В патрональную сеть правящей элиты также входят высшие слои неполитических элит, и она, как правило, больше, чем оппозиционная[586]. Наконец, существует третья, автономная часть, которая равноудалена от первых двух, то есть находится с ними в одинаково хороших отношениях, но избегает какого-либо патронального подчинения. Таким образом, наиболее часто поддерживаются клиентарно-клиентарные отношения вместо сугубо патронально-клиентарных: неформальные сделки добровольно заключаются с существующими патрональными сетями без подчинения им, то есть с сохранением свободного входа и выхода. Наличие автономных акторов обеспечивается конкуренцией патрональных пирамид, то есть отсутствием такой политической элиты, которая обладала бы монополией на власть и, как следствие, доминировала бы в сферах социального действия. Кроме того, поскольку патроны патрональных сетей обладают как политической, так и экономической властью, происходит слияние сфер социального действия, и становится невозможно определить, к какой конкретно элите – политической или экономической – эти патроны принадлежат.

Украина была и остается патрональной демократией с самого момента распада Советского Союза. В своем исследовании Минаков перечисляет позиции, находившиеся в руках кланов, включая днепропетровскую и донецкую региональные группировки, которые контролировали основную деятельность приведенных выше элитных групп. В днепропетровской группировке неформальная патрональная сеть группы «Приват» контролирует некоторых членов парламента, парламентские партии и фракции (с 1998 года по настоящее время), заместителей руководителей Национального банка, менеджеров и членов правления государственных газовых и нефтяных компаний, тогда как малозаметный клан Кучмы – Пинчука с 2005 года контролирует некоторых членов парламента, заместителей министров и заместителей генерального прокурора. Донецкая региональная группа, в свою очередь, состоит из (1) «старых» кланов, которые контролируют «Партию регионов», вице-премьеров, губернаторов, членов парламента, некоторых министров и заместителей министров, налоговую администрацию и др.; (2) «новых» кланов, контролирующих губернаторов и мэров Донецка (1996–2014), должности в «Партии регионов», оппозиционный блок, отдельных членов парламента, парламентские фракции (с 1998 года по настоящее время), генеральных прокуроров, некоторых министров и др.; а также (3) малых и новейших кланов, которые контролируют судебные органы / некоторые суды, центральную избирательную комиссию, отдельных министров и государственные компании[587]. В условиях интенсивной патрональной конкуренции украинские олигархи обладали значительно большей автономией, чем российские, и после «оранжевой революции» [♦ 4.4.2.3] контролируемый олигархами парламент успешно удерживал полигархов в узде[588]. Согласно опросу, проведенному в Украине в 2015 году, олигархи считались наиболее влиятельными акторами: их выбрали 44,6 % респондентов, тогда как государственных чиновников выбрали только 21,8 % населения[589].

Подводя итог, можно сказать, что в посткоммунистических режимах завоевание элитами относительной автономии началось еще на ранних этапах смены режима, однако вскоре за ним последовало объединение элит в конкурирующие политико-экономические патрональные сети. В тех государствах, где ротация конкурирующих политических сил продолжалась достаточно долго, у автономных экономических, культурных, медийных и других элит было больше шансов укрепить свои позиции