Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович
♦ Номенклатурные кланы формируются на основании политической принадлежности их членов до смены режимов, в частности их общего членства в номенклатуре. Для таких кланов, как правило, характерен раскол в идентичности, то есть членство в номенклатуре – базовый кланообразующий признак – разделяется основателями клана, но не теми, кто присоединился позднее.
♦ Партийные кланы основываются на общей истории участия их членов в посткоммунистическом транзите, в частности на их общей принадлежности к партии, создавшей свою собственную патрональную сеть в процессе конкуренции с другими партиями и сетями (особенно в патрональных демократиях [♦ 3.3.8]). Такие кланы, как правило, также испытывают раскол в идентичности, который проявляется в том, что основатели партии разделяют и ценят главный кланообразующий признак (членство в партии), тогда как принятые позднее участники клана не обязательно являются членами партии.
♦ Братские кланы основываются на маленькой, очень тесной и замкнутой компании друзей или коллег, которая образовалась в результате какой-либо общей социальность активности (например, в университете или спортивной секции). Такие кланы, как правило, также испытывают раскол в идентичности, который проявляется в том, что главный кланообразующий признак (братство и близкая дружба) разделяют и ценят основатели клана, но не те, кто присоединился позднее.
♦ Криминальные кланы имеют в своей основе криминальную группировку, которая, вероятно, в ходе посткоммунистического транзита трансформировалась из организованного подполья в организованное надполье. Такие кланы, как правило, также испытывают раскол в идентичности, который проявляется в том, что главный кланообразующий признак (принадлежность к преступной группе) разделяют и ценят основатели клана, но не те, кто присоединился позднее.
К какому типу клана тяготеет правящая элита в отдельных посткоммунистических странах, зависит от довольно случайных, личных факторов[533]. Например, хотя в посткоммунистических режимах Центральной Азии именно высшее руководство коммунистической партии и служб безопасности сформировало патрональные сети, эти постсоветские республики имеют признаки сильной этнической разобщенности. Традиционные кланы, как правило, объединяются в племена, и порой племена образуют племенные союзы, которые в Казахстане называются словом «жуз» (zhuz). Верховный патрон иногда балансирует между несколькими подобными крупными этническими кланами, вовлекая их в функционирование режима и тем самым предотвращая появление клановой оппозиции[534]. На территории других государств кланы могут формировать шесть-семь региональных групп, а одна или две наиболее сильные из них начинают монополизировать имеющиеся позиции (Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан). В других случаях множество независимых, конкурирующих на политической арене племен заставляют политическую систему прибегать к механизму парламентских обсуждений (Кыргызстан)[535].
Номенклатурные кланы особенно часто формировались там, где до смены режима различные службы безопасности и военные структуры играли наиболее важную роль из-за более жесткого характера их иерархических цепочек (например, в Азербайджане)[536]. Но даже в таких случаях не везде номенклатура превращалась в клан. Действительно, на территории советской Центральной Азии высшее руководство коммунистической партии и служб безопасности сразу же сформировало неформальные патрональные сети, однако если мы начнем двигаться через православный регион в сторону западно-христианского, то увидим, что по мере продвижения все меньший процент членов номенклатуры становился членами посткоммунистической правящей элиты[537]. Это связано с тем, что номенклатура, которая зависела от бюрократической иерархии, по большому счету не подходила на роль посткоммунистического клана, основанного на неформальных связях и личной преданности верховному патрону. Этот момент хорошо иллюстрирует участь старых коммунистических партий в регионе. После смены режима патрональные автократии, ранее входившие в состав Советского Союза (особенно Туркменистан и Узбекистан), отделились от СССР под руководством местной партийной элиты или службы безопасности, не запустив при этом никакого демократического транзита[538]. Однако такие партии, по-видимому, могут существовать лишь временно и в конце концов теряют свое значение, исчезают или трансформируются в «националистические». Так, бывший глава местной коммунистической партии, укрепив свою власть через президентскую систему, часто покидает старую партию и учреждает новую, как змея, которая сбрасывает старую кожу[539]. Заметным исключением из этого правила является Туркменистан, где правящая партия остается коммунистической партией-правопреемницей. Это во многом объясняется тем, что основные демократические институты не были созданы даже формально (страна оставалась де-юре однопартийной системой до 2008 года)[540]. Однако если создание однопирамидальной системы происходило после более длительного транзита через патрональную демократию, как это было в России в ходе правления Ельцина и Путина, то новая патрональная сеть превращается в политическую партию, дистанцирующуюся от коммунистического прошлого, тогда как коммунистической партии приходится довольствоваться ролью оппозиции[541].
В Украине кланы, отличаясь своеобразным региональным характером, породили днепропетровскую и донецкую региональные группировки, которые включают множество малых и больших кланов и имеют в своем составе несколько важных для украинской политической жизни фигур и партий. Эти в значительной степени этнические кланы[542], сначала входившие в номенклатуру, а затем продолжившие свое существование в посткоммунистическую эпоху, «также были связаны с организованной преступностью. Формирование украинских кланов происходило в эпоху постсоветской „криминальной революции“. Некоторые из лидеров этой „революции“ оказались впоследствии полигархами и олигархами (включая дважды судимого Виктора Януковича и Рината Ахметова, который, как считается, с 1995 года возглавлял преступные группировки в Донецке). Другие остались на уровне поставщиков охранных услуг и глав группировок, осуществляющих рейдерские захваты. Криминальное подполье было одним из важнейших источников кадров для украинских кланов»[543]. Таким образом, в случае Украины можно говорить о наличии не только этнических, но и криминальных кланов.
Где-то между идеальными типами номенклатурного и братского клана находится приемная политическая семья Владимира Путина в России. Центр принятия решений приемной политической семьи базируется на тех связях, которые сложились (1) на нижних уровнях бывшей номенклатуры, состоящей из партийных функционеров и сотрудников службы безопасности, и (2) между людьми, родившимися в Ленинграде и закончившими Ленинградский университет (как и сам Путин). Строго ограниченный круг людей и географическая привязка дают основания называть его «питерским кланом»[544]. Несколько бывших членов номенклатуры заняли позиции в патрональной бюрократии [♦ 3.3.5], которая в результате стала важной частью путинской приемной политической семьи [♦ 7.4.2]. Как мы объясняем ниже, членство в путинском клане со временем изменилось, а он сам часто рассматривается в качестве «арбитра» между различными фракциями приемной политической семьи[545]. Тем не менее неясно, действительно ли он разрешает их споры или же просто позволяет субпатронам бороться друг с другом на более низких уровнях патрональной пирамиды
