Со служебного входа - Анатолий Захарович Рубинов

потерялась в аэропорту Домодедово. Один из парней, фамилия которого неизвестна, а зовут его Володей, взял себе все паспорта и билеты - наверное, для оформления в окошке транзита. Вполне вероятно, что он, а также, другой молодой человек по имени Вася не сумели сесть в первый автобус и приехали во Внуково следующим. Возможно, что теперь они уже прибыли…

Сменный начальник попросил небритых парней немного подождать. Сообщения следовали одно за другим: вместе с погодой прояснилась перспектива, и пассажирам каждого рейса необходимо было сказать, что их ожидает, чтобы они перестали волноваться, сбиваться в кучи у справочных бюро. Вдобавок могло оказаться, что Володя и Вася не сели в следующий экспресс и еще не прибыли во Внуково. Тогда все может запутаться еще больше, поскольку они не услышат обращения к ним…

Через полчаса местное радио сообщило коротко и спокойно: «Бригаду строителей, едущих на Гусино-озерскую гидроэлектростанцию, просят собраться у кабинета начальника аэропорта». И через три минуты владелец кабинета оказался свидетелем спора: молодой мужчина в короткой черной меховой куртке, то ли Володя, то ли Вася, со злостью выговаривал двум небритым мужчинам, кажется, за то, что они побежали за бутылкой в то время, когда надо было уезжать, и из-за этого все потеряли, может быть целый день, потому что ко всем напастям прибавился и туман. Они, дескать, в Домодедове три часа их искали, найти не могли. Приехали бы сразу сюда и улетели бы, пока погода была нормальной. Небритые непоследовательно огрызались, усмехались, и по всему было видно, что отвечать им нечего…

А люди в это время продолжали нападать и требовать, настаивать и угрожать. Михал Тимурович Айрапетян хотел помочь им всем, но не мог сделать этого. Иногда возникало желание тоже крикнуть, когда обвинения были особенно несправедливы. Хмурая молодая женщина в крупных очках пришла с жалобой на то, что ее не посадили на самолет, хотя некоторые люди с последующих рейсов улетели. Она сообщила, что едет с просроченной путевкой и без того теряет два дня, а те, кто умеет сунуть пятерку…

Обвинение было невыносимым. М. Т. Айрапетян не стал дослушивать до конца, склонился к пульту, пошевелил рычажком и сухо приказал:

- Все талоны симферопольского рейса ко мне!

Этого делать, вероятно, не следовало, но как иначе, теряя меньше времени, доказать свою правоту и пристыдить? Женщину в очках впустили в кабинет, выложили перед ней груду смявшихся зеленоватых талонов. Ей объяснили, что их должно быть 152 - по числу мест в самолете ТУ-154, показали, где обозначены дата и номер рейса, и сказали:

- Можете проверить!

Не осознавая, что обижает людей, она серьезно принялась за свое сомнительное дело, все быстрее осваивая его: с подозрительностью брала оторванную часть билета, сопоставляла номера и даты.

Тем временем Айрапетян, не сердясь, не выходя из себя, по-прежнему отвечал на вопросы ровным голосом, отвечал на вопросы и только изредка косился на добровольную контролершу. В своем рвении она была особенно непривлекательна - в расстегнутом пальто, разгоряченная, с пылающим лицом. Невозмутимый хозяин кабинета, стараясь не привлекать к себе внимания, достал из кармана металлическую круглую коробочку, незаметно свинтил крышку и, отвернувшись на миг, положил таблетку валидола под язык.

Женщина окончила свою непристойную работу. Никаких нарушений она не нашла, но, чтобы не показывать своего позора, вышла гордо, говоря себе под нос что-то невнятное.

…Тем временем аэропорт ожил окончательно. Радио объявляло посадку, сообщало о прибытии самолета, начиналась регистрация пассажиров.

Пульс аэропорта снова бился ровно, и все казалось таким простым, естественным.

Гражданская авиация, демонстрируя совершенство движения и отменный класс обслуживания, невольно вооружает этим своих пассажиров против себя, повышая их требования. Никто не ожидает даже в скором поезде завтраков в купе, которые разносили бы очаровательные проводницы, никто там не гневается на то, что опаздывающий состав сокращает намеченные стоянки и из-за этого невозможно хоть на минуту выйти на перрон. Некоторые авиационные пассажиры, вероятно, думают, что перевезти поездом восемьсот человек проще, чем самолетом сто пятьдесят, что на железной дороге хлопот с рельсами, путями и шпалами гораздо больше, чем со свободным воздушным пространством, в котором летит самолет. Все совсем наоборот…

Чтобы увидеть, какого труда стоит одно воздушное путешествие, какие усилия тратятся на организацию перевозок, встречи и проводы самолета, во что обходится помощь ему в пути, надо побывать за кулисами аэропорта. Там днем и ночью, не отвлекаясь ни на секунду, которая может стать роковой и будет стоить жизней, идет слаженная, напряженная работа. Она требует быстрой реакции, мужества, знаний и - тишины. И недаром авиационные кулисы отгорожены табличкой: «Посторонним вход воспрещен».

МАШИНА ЗНАЕТ ВСЕ

На огромном табло меняются только два слова: «есть» и «нет». А цифры и остальные слова держатся постоянно: номера рейсов, названия пунктов назначения, типы самолетов, стоимость полета. «Есть» означает, что билеты на рейс имеются, «нет» - что они распроданы. Торопливый авиационный пассажир, отсчитывающий время по минутам, иногда обижается на табло, считая, что люди, управляющие им, ведут себя странно и даже безответственно. В самом деле, только что в строке стояло слово «есть», а нет ни одного билета. Или было слово «нет», потом оно ненадолго исчезло, появилось «есть», а билетов в кассе нет. Ну что вы делаете, почему издеваетесь над людьми? Чем занимаются те девушки, которые управляют табло? Бедные девушки обслуживающего персонала почему-то всегда под подозрением.

Что касается странностей табло, то здесь они вовсе ни при чем. К табло с рейсами, городами, названиями самолетов, с его «есть» и «нет» не имеют отношения ни девушки, ни женщины, ни мужчины, а нечто совсем другое - электронно-вычислительная машина. Это она распоряжается двумя короткими словами и ведет себя безукоризненно, хотя действительно случается, что на табло минуту назад стояло «есть», а когда человек дошел