Анатолий Безуглов - Встать! Суд идет

Многие знали, что бабка продает самогон, но смотрели на это сквозь пальцы. Бычков же оставался в тени.

— Петя, а может быть, не надо? — говорила Анна. — Ведь нам и без того хватает.

— Ты только помалкивай, — предупредил Петр. — И сыну Славке надо сказать, чтобы не проболтался. Для него и тебя стараюсь, чтоб жизнь сделать вольготную.

И жизнь в доме с каждым месяцем становилась «вольготней»: купили радиоприемник, Славке Бычков подарил велосипед.

Сын не очень хорошо понимал слово «самогон». Самолет, самокат — это ему было понятно. Это были привычные вещи, о которых люди говорили открыто, не таясь. А вот при слове «самогон» отец почему-то обязательно понижал голос.

— Ты, сынок, помалкивай про заднюю комнату. Чтоб никому…

— А почему, бать?

— Вырастешь — поймешь. А пока это тайна. Ты тайны хранить умеешь?

— Умею, — серьезно отвечал Славка.

Так в его жизнь вошла первая тайна. Нехорошая, грязная.

Как только из задней комнаты начинало тянуть сладким запахом, отец посылал его на улицу.

— Поди погуляй. Если кто-нибудь подойдет, прибеги и скажи.

Славке это напоминало игру в войну. Когда кто-нибудь приближался к их калитке, сердце его замирало. «Ну войди, войди же…»

Но никто не входил. Проходил один час, другой. Славке становилось скучно.

И однажды Славка не выдержал и убежал, ничего не сказав. Мимо шли ребята кататься с ледяной горки.

«Прокачусь разок и обратно», — решил Славка и помчался к горке.

Но так уж получилось, что домой он вернулся только поздно вечером.

— Где был? — мрачно спросил отец.

— Я, бать, на минуточку… — начал было Славка.

— На минуточку! — взорвался Петр. — А если кто-нибудь пришел бы в эту минуточку, тогда что?

— А что, бать? — переспросил Славка.

— Посадили бы меня, вот что.

В беззаботную мальчишескую жизнь вошло еще одно слово — «посадили». Слово это вызывало страх.

Ночью Славка проснулся от ужаса. Ему приснилось, будто отца арестовали. Мальчик сел на кровати и заплакал. Ему было страшно.

За закрытой дверью разговаривали. Славка приоткрыл дверь. За столом сидели отец, бригадир Кузьмич и еще один дядька, которого он не знал. На скрип двери все трое мгновенно повернулись.

— А-а… наследник! — Отец был какой-то красный, взлохмаченный. Таким его Славка видел в первый раз. — Входи, входи. Значит, хочешь узнать, что такое самогон? Сейчас узнаешь.

Анны в комнате не было. Ей нужно было рано идти на ферму, и она легла спать. Да и не любила она этих ночных сборищ.

— На, попробуй! — Отец поднес к Славкиному лицу стакан с мутной жидкостью.

Славка отхлебнул глоток. В нос ударил противный запах, обожгло горло. Славка закашлялся, на глазах его выступили слезы.

— Какой же ты мужик, если водку не умеешь пить? Учись, малец, — пробасил незнакомый дядька и, опрокинув в рот полный стакан самогона, аппетитно закусил салом. Славке вдруг стало весело.

— И я так могу! — Он одним махом проглотил оставшуюся жидкость и задохнулся. Он чувствовал, как в рот ему стараются запихнуть что-то.

— Огурцом закуси, — шептал Петр, перепуганный внезапно побледневшим лицом сына, — легче станет.

Славка начал жевать огурец. В голове у него стоял шум, а стены избы начали плавно покачиваться.

К горлу подступил ком. Его начало тошнить. Славка корчился, держась за живот. Казалось, что внутренности выворачиваются наружу. Рядом топтался насмерть перепуганный Петр.

Славка болел почти неделю. Чувствуя себя виноватым, Петр приносил ему гостинцы, рассказывал, сидя у Славкиной постели, разные истории. Анна все эти дни почти не разговаривала с мужем.

Бычков-старший съездил на базар, накупил Анне и Славке подарков.

— Ну не мучь, хозяюшка, — заглядывая Анне в глаза, он набрасывал на плечи жены цветастую шаль. — Виноват, каюсь! Но ведь выпивши был. Винюсь! А повинную голову и меч не сечет.

— Тоже выдумал, — сдаваясь, ворчала Анна, — ребенка самогоном поить. Хорошо еще, все обошлось, а то в жизни не простила бы…

Петр виновато смотрел на Анну.

— Вот и Славик на меня не обижается. Не обижаешься?

— Не, бать. Только я теперь водки и в рот не возьму, — серьезно заявил Славка.

— Ах ты умница моя! — умилилась Анна. — Правильно. И в рот ее не бери, проклятую…

СВИДЕТЕЛЬНИЦА. Бычкова я, Анна Васильевна Бычкова, жена его…

СУДЬЯ. Что вы можете показать по делу?

СВИДЕТЕЛЬНИЦА. Да что показывать? Правда все: гнал он самогонку. Чего отпираться? Уж я душой изболелась. Все корысть проклятая, как трясина: машешь руками, ан уже ряска над головой сомкнулась…

СУДЬЯ (подсудимому). Вот видите, Бычков, жена-то ваша не отрицает.

ПОДСУДИМЫЙ. Баба не мужик: ее запугать легко. А я вам правду как на духу: невиновен…

Однажды Бычков уже собирался ложиться спать, когда в дверь постучали. На крыльце стоял внук бабки Ефросиньи, двадцатилетний нескладный парень с помятым лицом и водянистыми глазами. Он работал шофером в районном отделе внутренних дел и изредка наведывался в Сосновку.

— Слушай, Гаврилыч, — возбужденно зашептал он на ухо Петру, — кто-то на тебя капнул, что ты самогон гонишь. Прячь свою бандуру, не то погоришь. Лучше прямо сейчас, могут и сегодня прийти. Не мешает и сахар припрятать, не то все поймут.

Спиридон попрощался и побежал домой. Петр смотрел ему вслед.

— Не было печали, так черти накачали… — вздохнул Бычков. Затем резко повернулся и быстро зашагал в избу.

Большой чан Петр вынес во двор, змеевик закопал в надежном месте. «Теперь пусть приходят», — подумал Петр.

Анна спала тревожно и просыпалась от малейшего шума. Предупрежденная Петром об обыске, она ежеминутно ждала милицию.

Петр лежал, отвернувшись к стене, но чувствовалось, что он не спит.

— Петь, а Петь… — трогала она мужа за плечо.

— Чего тебе? — недовольно откликался он.

— Прекратил бы ты это дело. Что у нас, денег не хватает, что ли? Слава богу, живем лучше многих.

— Отстань ты, — отмахивался тот. — Мелет всякую чепуху, противно слушать. Когда это деньги были лишними?

— Да ты посмотри на себя, издергался весь. С работы приходишь — и за аппарат. Пожалел бы хоть себя. Боюсь я, Петя. Слыхал, на прошлой неделе в Поддубенке арестовали Семенова?

Петр уже знал об этом. С Семеновым у него были кое-какие делишки, но, слава богу, давно и доказать никому не удастся.

— Сам дурак был твой Семенов. Надо дело делать, а не языком болтать. Вот и влип. Ну ладно. Спать пора.

Но сон не шел. Супруги прислушивались и прислушивались. А вдруг придут за ними? Рядом, в соседних домах, спокойно спали люди. Как им сейчас завидовала Анна! Не нужно ей ни денег, ни обнов — ничего не нужно. Лишь бы можно было спокойно, безмятежно уснуть. Ведь живут же другие честно.

За стеной спал Славка. Анна встала и пошла посмотреть на сына.

Лицо мальчика во сне серьезно, словно он решает трудную задачу. Анна поправила одеяло, погладила голову сына.

— Спи, сынок, спи.

В эту ночь никто не пришел. А через неделю Петр вновь встретился на рынке с Ярохиным.

— Что ж, Гаврилыч, друзей забываешь? — Голос Ярохина звучал зло. — Как припекло, так помоги, подскажи, а как все наладилось, так и от ворот поворот? Угостил бы, Гаврилыч, — закончил он плаксиво.

— Ну что ж, угощу. Для друга никогда не жалко.

Петр зашел в магазин, купил водки, закуски, и приятели расположились около станции в сквере, прямо на траве. Трясущимися руками Ярохин схватил бутылку, ловко выбил пробку и припал к горлышку.

— Хороша, но твоя не хуже! — Он понюхал корочку и взял кружок колбасы. — Ну? Небось опять чего нужно?

— Да нет… — замялся Петр. Не очень ему хотелось связываться с пьяницей. Потом подумал и решил: — Нет у тебя дружка какого, чтоб сахару дешевого мог достать?

— Левого то есть? — уточнил Ярохин. Он был в хорошем расположении духа.

— А мне все равно какого, лишь бы дешевого.

— Это — дело сложное, — протянул Ярохин. — Тут подумать надо… — Он явно что-то недоговаривал.

— Ты не крути, а говори прямо. — Петр подвинул к нему бутылку. — Треплешься — прямо скажи. Так уж лучше.

— Тут, Гаврилыч, пол-литрой не отделаешься. Дело серьезное.

— Ты сначала дело скажи, а о цене потом.

Ярохин придвинулся к Петру и зашептал ему в ухо. Петр слушал недоверчиво.

— А ты, случаем, не брешешь?

Ярохин даже подпрыгнул на месте:

— Сам своими ушами слышал!

…Поздно ночью к дому Бычкова подъехала подвода. Хозяин уже ждал ее на крыльце.

— Вноси, ребята, только тихо.

Два дюжих парня несколько раз входили и выходили из дома.