Олег Измеров - Дети Империи

Измеров Олег

Дети Империи

(ироническая пародия)

От автора, или мы, типа, все из будущего

На тему альтернативной истории сегодня только ленивый не пишет.

И правильно. Приятно отправить современного главного героя в прошлое, где он, разумеется, самый умный и все ему заранее ведомо. Потому что все мы историю узнали из учебников, а в них, как сказал с экрана Тихонов, историю показывают так, будто в ней орудовала банда двоечников. Вот и представляется герою возможность эти ошибки исправить — например, Великую Отечественную на пару лет раньше выиграть или не допустить развала Союза, а то и — чего мелочиться-то? — освободить Индию от британского ига. Или же наоборот: закинет судьба современных героев, таких крутых и продвинутых, в прошлое, а там и выясняется, что на самом деле они гроша ломаного не стоят. И герои, пройдя в прошлом через испытания, возвращаются в наше гламурное настоящее другими людьми. И даже совесть имеют, столь необходимую в современном бизнесе.

Так что пора на все это смотреть с иронией. Вот автор и решил — просто взять обычного человека, простого россиянина, который пережил волюнтаризм, застой, перестройку, либерализацию, приватизацию и стабилизацию, и, стало быть, морально подготовлен к смене эпохи, отправить его на полвека назади посмотреть, чего он там увидит, и как будет выкарабкиваться.

Автор сразу предупреждает, что в прошлом не все пойдет так, как ожидают читатели. А что делать? От Гайдара тоже все ждали одного, а получилось… Но это уже оффтопик, то-бишь об этом уже надо говорить в другое время и в другом месте.

Нетерпеливый читатель сразу спросит: будут ли в жизни главного героя романы с красивыми женщинами, криминал, спецслужбы наши и не наши, Сталин, Берия, Гитлер, выстрелы и погони? Обязательно! Без этого сегодня никто ничего читать не будет. Но не каждый день. Потому что если в жизни нашего обыкновенного россиянина каждый день будут новые романы с красивыми женщинами, криминал, спецслужбы наши и не наши, Сталин, Берия, Гитлер, выстрелы и погони, то он не доживет до конца повести.

Ну что, поехали?

Часть I. Вход без пропуска

1. Дверь захлопнулась.

До рассвета было еще далеко. Виктор Сергеевич, или, как он чаще всего представлялся знакомым по еще не отброшенной привычке, просто Виктор, не спеша шел по улице 3-го Интернационала, где изредка проносились машины, разбрасывая резиной налетевшую за ночь снеговую кашу. Муть цвета воды, подкрашенной молоком, колыхалась в свете фонарей и рекламы. Ветер гнал низкие тучи в сторону Радицы.

"Ну и февраль", — подумал Виктор. Погода напоминала ему скорее о декабре или марте. Когда он видел такую мягкую середину зимы? В шестьдесят девятом? Или в восьмидесятых?

На торговом центре Тимашковых горела рекламная панель, поражая внимание своей бессмысленностью в это раннее время. Ролик сменился заставкой — часами, и Виктор прибавил шаг: он спешил занять очередь в кассы предварительной продажи.

На площади автостанции продувало, и ветер превращал влагу, налипшую на железных ступенях пешеходного мостика, в тонкую корочку льда. "Лестница в небо" — мелькнуло у него в голове, и через секунду — "Хорошо, что в такую рань нищих нет". Держась за перила — под варежками от стальных уголков тоже поползла хрупкая застывшая пленка — он осторожно начал подыматься туда, где сквозь подсвеченный городским заревом рваный тюль облаков пробивались утренние звезды. Со стороны бараков, что еще до революции тянулись здесь вдоль путей, ветер принес легкий, знакомым с детства запах угольного дыма.

Виктор пропустил узкую боковую лестницу на вторую платформу — хотя здесь путь до входа в вокзал был короче, но идти понизу через осклизлый переход через пути не хотелось. Он осторожно проследовал дальше и спустился по основной лестнице, широкой и заворачивающейся к зданию вокзала буквой "Г", прошагал мимо высоких окон с византийскими арками наверху, зашел за угол и, толкнув дверь, очутился в большом зале с двумя рядами квадратных колонн — послевоенный архитектор тяготел к классике. Освещение показалось Виктору тускловатым. "Экономят" — подумал он и практически машинально двинулся к кассе предварительных продаж, припоминая на ходу дату и номер поезда.

У кассы, неожиданно для Виктора, никого не оказалось — он даже подумал, не перепутал ли время — окошки были наглухо занавешены желтоватой шторой, за которой, судя по всему, света не было. "Странно, штору повесили", — мелькнуло в голове у Виктора; он помнил, что в прошлый раз здесь были жалюзи. На всякий случай он протер глаза, и заметил, что еврорамы с пластиком и пластиковый прилавок тоже куда-то исчезли, а вместо них стояли новые, еще хранящие запах лака, деревянные рамы, окошко, как когда-то округлое и забрано деревянной заслонкой. Виктор невольно оглянулся, удивившись этому неожиданному ретро; то, что он увидел, поразило его еще более. Пол был из бетона с мраморной крошкой, как когда-то давно, в детстве, а на стенах — как же этого он сразу не заметил-то — горели сдвоенные канделябры с лампами накаливания и стеклянными абажурами в форме шишек. Может, это и было сразу замечено, но осталось без внимания: в конце концов, какая разница, как сейчас оформляют вокзалы! За годы реформ кто только не подался в дизайнеры по интерьеру…

"Черт, да я же сплю!" Виктор бросился тереть глаза, несколько раз себя ущипнул, но ничего не менялось. Зал был теплым, очень теплым и странно пустым. Ну да, он спит, он видит это вокзал таким, как было когда-то в очень далеком детстве, это воспоминания… возможно, он вообще еще никуда не ходил, он все еще спит, ему кажется, что он пытается проснуться… так, однако, можно и опоздать в кассу. Надо что-то делать. Надо выйти из вокзала. Во сне наверняка память покажет ему что-то странное, искаженное…

Он потянул на себя ручку — бронзовую большую ручку — рубчатый цилиндр с шариками на концах на большой дубовой двустворчатой двери со вставными стеклами и выскочил на перрон. В лицо ему полетели снежинки.

Слякоти не было. Вокруг было морозно, сыпал снег, практически метель, ветер гнал белую сухую поземку по платформам, кружил в свете шаров-фонарей, что появились на пешеходном мостике. Виктор машинально застегнул ворот и подумал, что надо бы и уши шапки опустить — задувает. Бывало ли во сне холодно? Он не помнил. Он заглянул за угол и вместо сероватой силикатной пятиэтажки увидел под светом фонаря, качавшегося на деревянном столбе, деревянные частные домики, уходящие в темноту, в сторону Ново-Советской. Платформу от привокзальной площади отгораживал забор. Сзади, где-то со стороны Молодежной, раздался стон паровозного гудка. Паровозного — этого Виктор не мог с чем-то спутать. Он обернулся — со стороны базара на путях стоял товарняк, где среди четырехосных вагонов и платформ — с буксами не на роликовых подшипниках, а на простых, с крышками для смазки — затесались двухосные. Слишком много деталей, мелочей, будто кто-то специально пытался восстановить все как лет сорок назад или даже больше, в деталях, иногда совпадавших, иногда не очень. Бетонные урны-колокольчики — это было. Большие часы на башне вокзала — нет, таких не было, он помнил стандартные электромеханические, а эти прямо настоящие башенные… Да, это не настоящее. Наверное.

Становилось зябко. Виктор снова повернулся и вошел внутрь вокзала. Там было все так же тихо, такая же песочно-желтая окраска стен с белой лепниной, такой же пол, на котором таял прилипший к его ботинкам снег, оставляя лужицы. Легкие шаги гулко отдавались под высоким потолком, и где-то в невидимой отдушине приглушенно завывал ветер.

И тут до Виктора вдруг дошло, что он в одну секунду потерял всех родных, близких, знакомых и, вдобавок ко всему, очутился в непонятном месте без паспорта и денег. Потому что если это действительно прошлое, то ни Российской Федерации, ни, тем более, современных купюр здесь быть не может.

2. Полет белой вороны.

Виктор почувствовал, как его внезапно охватывает какое-то глубокое, инстинктивное отчаяние. Он не понимал, что делать и куда ему идти; он снова выскочил на улицу; там была все та же метель и поземка, и из глубины станции послышались два свистка паровоза. Он снова бросился обратно, попробовал выйти и войти в зал через другие двери. Все безрезультатно.

— Потерял, небось чего-нибудь?

Его окликнула уборщица, со стороны проема в зал ожидания, полная тетка лет сорока, в синей рабочей теплой спецодежде и черном фартуке. Она прислонила к стене деревянную швабру, и держала в руках большую бурую тряпку из мешковины, которую только что выполоскала в десятилитровом оцинкованном ведре.

"Надо делать вид, что ничего не произошло. А то за дурака примут или хуже".