Анатолий Безуглов - Встать! Суд идет
— «За дачу ложных показаний суд определил возбудить против Грошина Владимира Терентьевича и Харчевой Любови Сидоровны уголовное дело по статье 181 Уголовного кодекса РСФСР…»
Грошин так и окаменел в дверях. Только теперь он понял: суд согласился с мнением прокурора и вынес определение о возбуждении уголовного дела.
Предварительное следствие по делу Грошина и Харчевой длилось недолго.
На этот раз Грошин не пытался отрицать свою вину и выложил сразу всю правду на первом же допросе. Он рассказал, как Евдокия Семеновна Козлова, узнав, где живет Грошин, пришла к нему незадолго до суда. Она пригласила его к себе домой. Сначала Козлова говорила, что просто хочет узнать все подробности, чтобы передать их адвокату, которому это поможет при защите сына. Когда Грошин пришел к ней домой, то увидел богато накрытый стол.
В гостях у Козловой он крепко выпил. После этого она и стала выкладывать ему свой план.
— Ты, сынок, не бойся. Все будет шито-крыто.
— А я и не боюсь, — выпятив грудь, заговорил подвыпивший Грошин. — Чего мне бояться? Это твоему сыну, Петьке, бояться надо. Как пить дать угодит за решетку.
— А может, и не угодит, — не унималась Козлова. — За этим я тебя и позвала. Выручи, Володенька, век буду за тебя бога молить!
— Я, тетка, атеист. В бога не верю. Ты говори, чего тебе надо, а там посмотрим.
— Да все очень просто, — прошептала Козлова. — Ты на суде скажи, что все было не так. Что не бил Петя никого по лицу, не хулиганил, мол, не сквернословил… Понимаешь?
— Ну, допустим, я это скажу. Но ведь, кроме меня, еще два свидетеля будут — Любка Харчева и этот, как его, Кошелев. С Любкой я как-нибудь договорюсь, а вот с Кошелевым.
— А к Кошелеву мы вместе сходим. Не захочет же он, чтобы молодой парень из-за всякой ерунды срок отбывал.
— А кто его знает? Он на вид человек-то серьезный. Но попробовать, конечно, можно. Попытка не пытка.
— Ну вот и договорились. Спасибо тебе, сынок! Век не забуду.
— Это ты, тетка, брось. Мне ни к чему, чтобы меня век помнили. Я не Пушкин. Я материалист, понимаешь? А что значит материалист? Это значит, что интересуюсь благами материальными. Поняла?
Евдокия Семеновна оказалась догадливой. Скоро на столе перед Грошиным лежали джинсы, купленные для сына. Те самые джинсы, в которых Грошин и пожаловал на суд.
— Ну, а как Петьку моего освободят, — говорила она, — так мы тебе еще подбросим, не сомневайся. Деньги у сына есть.
— Я, тетка, воробей стреляный. Так и запомни: на мякине провести Владимира Терентьевича Грошина невозможно. И заруби себе это на носу!
— Да что ты?! Мы же с тобой теперь, как это говорится, союзники. И у нас друг к другу должно быть полное доверие.
— Вот то-то, — назидательно сказал Грошин.
— Я так думаю, — говорила Козлова, — что эту девчонку, кондукторшу… как ее, бишь, кличут?
— Люба Харчева, — подсказал Грошин.
— Вот-вот, Харчева. Так ее тоже, того, подмазать нужно. Какой ей подарочек, а?
— Э, нет, тетка. С Любкой твой номер не пройдет. Она не я. Что она в жизни понимает? Ничего. Материальные блага ценит? Отвечу: нет, не ценит. Душу такого человека, как ты, поймет? Нет, не поймет. К ней другой подход нужен. Ну кто такая Харчева? Принципиальная! Но ведь она кто? Баба! А как бабу пронять, небось сама знаешь? Жалостью. Но прежде мы с тобой к Кошелеву сходим, ты там поплачься как следует… Ну, а если он и не согласится, черт с ним. Ведь нас будет двое — я и Любка, а он один. Конечно же, поверят нам.
Назавтра утром Козлова и Грошин отправились к Кошелеву. Ну тут им сказали, что Вадим Лазаревич уехал в командировку и будет через месяц, никак не раньше.
— Ты, тетка, прямо в рубашке родилась, — сказал ей тогда Грошин. — Теперь нам только осталось Любку уломать, но по-моему, это дело простое.
И вечером того же дня они пошли к Харчевой «в гости». Сначала Люба наотрез отказывалась врать на суде, но затем доводы Грошина, а в особенности мольбы и слезы Козловой, подействовали на нее…
Дело по обвинению Грошина и Харчевой слушалось выездной сессией народного суда в клубе автобусного парка. В этом клубе часто устраивались выставки картин самодеятельных художников. На сцене их товарищи по работе выступали в ролях Павки Корчагина, Городничего, Гамлета и Любови Яровой. В актовом зале клуба не раз звучали стихи, написанные своими поэтами…
Но в тот день здесь заседал народный суд. И все люди, сидящие в зале, явились сюда не из любопытства, не жажда каких-то развлечений привлекла их. Они пришли, потому что на скамье подсудимых оказались люди, которых они хорошо знают, чьи судьбы им не безразличны.
За столом рядом с прокурором сидел лучший водитель парка Михаил Кириллович Кильдеев. Он — общественный обвинитель. Ему доверили товарищи по работе выступить от их имени.
Идет судебное следствие. Дают показания подсудимые, свидетели. Участники процесса задают вопросы. Присутствующие с нетерпением ожидают выступления Михаила Кильдеева. Наконец судья говорит:
— Слово предоставляется общественному обвинителю.
— Товарищи, — начал свою речь Кильдеев, — многие из вас давно знают Грошина, вернее, работают с ним. Ведь Грошин трудится в нашем парке с 1980 года.
Многие из вас, наверное, помнят, как около года назад выяснилось, что Грошин покупает так называемый «левый» бензин, чтобы о нем говорили, как об одном из лучших производственников, экономящих горючее. И он со спокойной совестью несколько раз даже премии получал за это.
Отвратительный поступок Грошина вызвал тогда у нас у всех справедливое негодование, и мы даже хотели просить администрацию парка уволить Грошина, потому что он позорит нас, потому что он позорит высокое звание советского человека. Но он тогда сумел убедить нас в том, что глубоко осознал свою вину, что больше никогда так не поступит. Что-что, а клятвы он давать умеет.
Грошин и сегодня ведет себя не искренне. Вы помните, как свою ложь в суде он пытался объяснить состраданием к матери хулигана Козлова, любовью ко всем матерям. Так ли это?
Кое-кто из здесь присутствующих знает, что у Грошина есть старушка-мать, которая живет в другом городе, что Грошин у нее единственный сын, что получает она небольшую пенсию, а он никогда не помогал ей и даже не писал писем. И семидесятилетняя больная мать хотела через суд взыскать с Грошина алименты. Узнав об этом, он уговорил ее отозвать исковое заявление.
Я сейчас так подробно рассказываю о Грошине потому, что некоторые наши работники на собрании даже выступали с предложением взять его на поруки. А преступление Грошина — это не случайный поступок, это следствие всей его непутевой, нечестной жизни. Он пришел к выводу, что все ему сходит безнаказанно, что он всегда сумеет вывернуться из любого создавшегося положения. Наверное, он надеялся, что и сегодня коллектив выступит на его защиту, попросит отдать его на поруки. Но Грошин ошибся. Мнение абсолютного большинства членов нашего коллектива таково: Грошин должен понести строгое наказание…
А теперь я перейду к поступку Харчевой. На первый взгляд может показаться, что ее вина ничуть не меньше вины Грошина. Но, товарищи, разве Люба Харчева делала это из каких-то корыстных побуждений? Конечно, нет! И в этом никто не сомневается. Мы знаем Любу как действительно чуткого, отзывчивого человека. Именно на этой отзывчивости и сыграл Грошин. Как говорится, сыграл на слабой струнке. Доброта и отзывчивость — чудесные качества. Но когда эти качества толкают человека к защите хулигана — это уже зло. Никакой пощады не должно быть у нас к хулиганам! Харчева поступила неправильно, поступила нечестно и, значит, должна понести наказание. Но мы не можем забывать, что разные мотивы толкнули ее и Грошина на преступление. И мы по-разному должны к ним отнестись.
Харчевой наш коллектив верит. В прошлом она ничем не запятнала свою совесть. О ней всегда можно было услышать только добрые слова.
Нельзя не принять во внимание и то, что Люба нашла в себе достаточно сил, смелости, чтобы во время судебного заседания по делу Козлова исправить свою ошибку, во всем признаться, хотя и понимала, чем ей это грозит. Харчева помогла разоблачить Грошина, и это тоже немаловажно.
Наш коллектив поручил мне обратиться к суду с просьбой не лишать свободы Любовь Харчеву и передать ее нашему коллективу для перевоспитания. Мы понимаем ее вину и не стремимся ее преуменьшить. Но мы уверены, что сможем воспитать из Любы Харчевой настоящего человека, достойного уважения, и уверены, что она оправдает наше доверие…
Выступая вслед за Кильдеевым, прокурор поддержал основное положение и выводы общественного обвинителя, которые, судя по реакции зала, разделялись если не всеми, то абсолютным большинством присутствующих.
Слово защите. Первым говорил адвокат, защищавший Грошина. Его предложение применить к Грошину условное осуждение было встречено гулом неодобрения.
