Николай Александров - Мы из розыска…
— Схожу перекусить? — нагнулся к окошку Андрей. — Возражений не будет?
Мельник посмотрел на часы — без четверти десять… Время спокойное. Обычно до одиннадцати вечера происшествий мало.
— Не желаешь на оперативной прокатиться?
Утехин, открыв от удивления рот, застыл на месте.
Все знают, как Филипп экономит бензин. У всех перерасход, а у него всегда норма… А иногда — экономия! Остаются талоны — и это при весьма скудном пайке, отпущенном оперативному «уазику»…
— Ты на Нарвской живешь? — продолжал пытать Мельник ничего не понимающего Андрея.
— Да…
— Только что звонили из травмопункта. Привели к ним мужичка. Заскочи, разберись… Может, обойдемся без регистрации. Съездишь, а заодно и поужинаешь, лады?
— Есть разобраться… — уныло отозвался Андрей. Ему совсем не улыбалось «разбираться» — чем так ехать, гораздо лучше пройтись по улицам, подышать свежим воз-Духом…
— Договорились! — Филипп Степанович повернулся на стуле и окликнул водителя.
Из скрипящего кресла, приютившегося между шкафом и телетайпом, нехотя поднялся Алексей Буренков. Совсем недавно водитель отоварился на складе новенькой курткой из «чертовой кожи» и теперь никак не хотел с ней расставаться.
— Попутно на заправку заедем, — недовольно сказал Буренков, все еще поглядывающий краем глаза в телевизионный экран, светящийся в углу. — Двадцать литров надо…
Мельник достал портмоне и с сожалением извлек из него розовый листок талона на топливо. Тщательно пересчитав оставшиеся, он отдал водителю лишь один талончик…
— Десяти литров хватит! И не проси… Не проси…
Утехин не стал ждать, чем кончится привычная перепалка, и вышел на улицу.
На поворотах видавший виды автомобиль натужно урчал, будто весь его механизм от двигателя до номерного знака был насмерть простужен. Даже на гладкой дороге он исхитрялся взбрыкнуть, подскочить на мелкой выбоине, крякнуть и стукнуть сочленениями с такой силой, что казалось — остаток пути кузов придется нести на руках.
— Вчера опять ездил в мастерскую, — оправдывался Буренков, попыхивая «Беломором». — Говорят, погоди еще годик-другой, спишем… А чего списывать? Списывать уже нечего…
— Продать бы ее в хорошие руки, может быть, и восстановил какой умелец.
— Факт, восстановил бы! Я бы и сам купил! Пару тыщ не жалко…
— Вот займись и восстанови…
— Разве продадут?
— А черт его знает, — огрызнулся Утехин и, в свою очередь, поинтересовался: — Сколько она пробежала?
— При мне третий круг на спидометре наматывает…
— Не слабо! — оценил Андрей, подумав, что на своем «Жигуленке» не накатал и десятой части. — Тормоза хоть работают?
— Слабовато, — «обрадовал» Буренков.
В окнах травмопупкта горел свет. Из распахнутой форточки доносился неожиданный смех.
Андрей вошел в темный вестибюль, осмотрелся. В пустынном коридоре стояли жесткие крашеные лавки. У стены, словно чья-то забытая тень, покачивался из стороны в сторону мужчина. Лицо испитое, одежда неряшлива, грязновата. Утехин его знал. Знал он и то, что в вытрезвитель этого «клиента» старались не брать — платить ему было все равно нечем. Небольшую пенсию Михалев умудрялся пропивать дня за два-три, по в длинных очередях винных «монополек» стоял постоянно — подторговывал очередью, не брезговал угощениями… Доходы, на которые он жил оставшиеся «безденежные» дни месяца, не смог бы определить самый опытный фининспектор, но до краж он не доходил…
— Здравствуйте, товарищ начальник! — подобострастно выпалил Михалев, узнав в Андрее одного из своих «притеснителей».
Утехин не ответил. Морщась от боли, Михалев выставил вперед посиневшую руку. Он то и дело поглаживал распухшую кисть, водил неестественно согнутой рукой из стороны в сторону.
— Езди тут из-за тебя! — в сердцах произнес Утехин. — Опять начудил по пьянке!
Михалев затравленно посмотрел на оперуполномоченного и непроизвольно вжал голову в плечи, будто стал меньше ростом:
— Тверезый был… Соседке шкаф помогал перетащить, да силы не те стали… Не удержал…
— Хватит врать! — резко, без сострадания оборвал его Утехин и пошел вдоль коридора, вглядываясь в таблички на дверях. Слова на табличках не повторялись — «Рентген», «Входить по вызову», «Хирург», «Не входить»…
Веселье царило за дверью с табличкой «Не входить». Андрей постучал и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь. На кушетке, застеленной рыжей клеенкой, полулежал заросший до самых бровей густыми черными волосами тщедушный мужчина в дорогом костюме. Брюки в желтой грязи, похожей на глину. Шея забинтована. Мужчина между тем был весел. В руках у него — карандаши и бумага, а у медсестер — рисунки. Причина веселья стала понятной Андрею — шаржи-рисунки были удивительно похожи на оригиналы.
— Подождать не можете! — молниеносно отреагировала полная медицинская сестра в еле сходящемся на груди халате. — Я что, не вам сказала? Выйдите из кабинета!
Андрей хотел вспылить, но удержался и, глядя на толстуху, не предъявил, а прямо-таки сунул ей под нос удостоверение. Та осеклась…
— У вас человек в коридоре, наверное, умер… Кровь течет, — соврал он.
Толстуха ойкнула, посмотрела на привставшего со стула и застывшего в такой позе врача.
— Все, девочки! По местам! — пришел в себя врач. — Быстренько разберитесь там…
Прошелестели и исчезли накрахмаленные халаты — в кабинете остались трое: Андрей, врач и бородатый.
— Присаживайтесь, — торопливо предложил врач Андрею. — Я сейчас, на минуточку… — Он бегом направился к двери. — Проверить надо…
— Вы меня простите, доктор, я немного разыграл вас… — произнес Андрей. — Там все в норме. Просто я терпеть не могу, когда на меня кричат ни с того, ни с сего… А теперь расскажите, что натворил наш Михалев?
— Ну и шуточки у вас… — Врач пристально посмотрел на Андрея. — Кто такой Михалев? Я звонил по поводу… — он заглянул в бумагу, — Пиленова.
Сидящий на кушетке бородач с достоинством склонил голову, показывая, что речь идет именно о нем.
— Удар по голове с повреждением кожного покрова и попытка удушения… Видите следы на шее?
— Ну, товарищ доктор… — прервал его бородатый, пытаясь суетливыми движениями спрятать под шарфом свежую повязку. Хотя рисовать в таком состоянии он мог, самые обыденные движения давались ему с трудом. Дрожали пальцы, жесты неуверенные…
«Приблизительно пол-литра сорокаградусной… — попытался определить объем выпитого Утехин. — Если только не имел место коктейль типа пиво-водка…»
— Товарищ доктор, — просящим голосом повторил мужчина. — Мы же с вами интеллигентные люди. К чему такие сложные термины? Ну, ударился! Ну, упал!.. При чем тут милиция… — он перевел взгляд на Андрея и неожиданно представился: — Пиленов… Художник…
— Документы есть? — Андрей с профессиональной бесцеремонностью разглядывал бородатого.
— А как же! — Пиленов принялся придирчиво обшаривать карманы.
Андрей повернулся к врачу:
— Можно взглянуть на медкарту?
Тот подал торопливо заполненный бланк на грубой бумаге.
— Личные данные записаны со слов. Проверять нам некогда. А то бывает, что и этого не успеваем сделать. Потеряет сознание, и все — выясняй потом: кто, откуда…
Углубившись в изучение диагноза, Андрей понял, что с медицинской точки зрения состояние больного опасений не внушает. Можно отпускать хоть сейчас, а значит, и закрывать дело…
«Живет на Верхней Масловке», — на всякий случай прочитал он. Андрей знал этот дом, в котором жили живописцы, графики, «прикладники». Стоял он недалеко от метро «Динамо», где поблизости располагался и главный милицейский стадион страны. Ездить туда от работы было неудобно, с пересадками. Как же, спрашивается, попал сюда этот бородатый? «Чего его занесло в гости? Может, опросить, на всякий случай составить бумаги и отправить, куда следует… Подумаешь, художник, в вытрезвителе ему сейчас самое место, раз вляпывается в истории…»
— Куда они подевались? — вслух недоумевал Пиленов, ощупывая даже швы одежды. — И деньги исчезли…
— Совсем ничего не осталось? — едко улыбнулся своим предположениям Утехин. — И большая сумма была, позвольте полюбопытствовать?
Пиджак Пиленова валялся на кушетке рядом с пальто. Носовой платок, видимо, служивший и тряпкой для вытирания кистей, карманный хронометр на цепочке и какая-то красноватого цвета книжечка дополняли картину.
— Это вам! — Пиленов, пошатываясь, подошел к столу и положил документ перед Андреем, затем продолжил с неослабевающей энергией поиск. — Ничего не понимаю… Я же их сюда в конверт клал. Все девятьсот сорок два рубчика… Я сегодня за картины деньги получил, — пояснил он. — Так, понимаете, повезло — сразу две штуки купили: «Гиацинты у зеркала» и «Март».
