Красная площадь - Евгений Иванович Рябчиков
В войне Шуйского с тушинцами московский народ занимал позицию своеобразного нейтралитета. Ни та, ни другая сторона не вызывала в народе сочувствия. На Великом торге проклинали и Шуйского, и «тушинского вора». Когда же польский король Сигизмунд решился на открытую интервенцию, а шведы, воспользовавшись тяжелым положением страны, захватили Новгород, народ стал подниматься на борьбу.
Между тем московские бояре, недавно «выкрикнувшие» Шуйского в цари, разочаровавшись в нем, свергли его и образовали правительство из семи представителей знатнейших родов, прозванное в народе «семибоярщиной». Новые правители, больше всего боявшиеся своего же народа, избрали на русский престол польского королевича Владислава. «Лучше служить королевичу, - говорили они, - чем быть побитыми от своих же холопей». В сентябре 1610 года польские войска по приглашению бояр-изменников и с их помощью вступили в Москву. Русская столица снова, как при Лжедмитрии I, оказалась во власти интервентов.
Казалось, что Русское государство, созданное многовековыми усилиями, трудом, потом и кровью стольких поколений русских людей, рассыпается. Под Смоленском и в самой Москве - польские войска, под Москвою, в Тушине - банды авантюристов, собравшихся вокруг Лжедмитрия II, в Новгороде - шведы…
Но в этот грозный момент начало развертываться широкое движение народного сопротивления. В конце 1610 года на Великом торге стали появляться «подметные грамоты» с призывами к народу - восстать и изгнать из Москвы вторгнувшихся в нее чужеземцев. Такие же грамоты шли из столицы во все русские города. Некоторые из грамот, очевидно в целях большей доходчивости, облекались в форму, близкую к стихотворной. Вот, например, текст одной из грамот:
Мужайтеся и вооружайтеся,
И совет между собой чините,
Как бы нам от своих врагов избыти.
Время, время пришло…
Что стали? Что оплошали?
Чего ожидаете,
И врагов своих на себя попущаете?!
Призыв москвичей нашел отклик во многих городах. Повсюду стали создаваться большие и малые отряды для борьбы с интервентами. Слившись в ополчение, они двинулись к Москве.
Но еще прежде чем подошло к столице народное ополчение, 19 марта 1611 года стихийно вспыхнуло восстание самих москвичей. Началось оно на Великом торге. Готовясь к отпору ополчению, поляки приказали московским извозчикам поднять пушки, стоявшие на рыночной площади, на стены Китай-города. Извозчики решительно отказались помогать интервентам. На помощь к ним сбежался народ с площади и с прилегающих улиц Китай-города. Тогда из Фроловских и Никольских ворот Кремля выехала польская конница и стала рубить москвичей палашами. Эта схватка вскоре превратилась в большое уличное сражение.
Поляк Самуил Маскевич, служивший в войсках интервентов, в своих «Записках» ярко обрисовал своеобразную баррикадную тактику народных бойцов: «Мы кинемся на них с копьями, а они тотчас загородят улицу столами, лавками, дровами. Мы отступим, чтобы выманить их из-за ограды. Они преследуют нас, неся в руках столы и лавки, и лишь только заметят, что мы намереваемся обратиться к бою, немедленно заваливают улицу и под защитой своих загородок стреляют по нас из ружей, а другие, будучи в готовности, с кровель, с заборов, из окон бьют нас самопалами, камнями, дрекольем».
В это время подошли к Москве передовые отряды ополчения, и сражение разгорелось по всему городу. Храбро бился с интервентами будущий освободитель Москвы, воевода города Зарайска князь Дмитрий Пожарский, но был тяжело ранен, и его увезли из Москвы в Троице-Сергиев монастырь.
Захватчикам удалось вытеснить повстанцев из Китай-города. Чувствуя страх перед поднявшимися на борьбу москвичами, они подожгли все слободы, окружавшие Китай-город, и ушли под защиту кремлевских и Китайгородских стен. Пожар длился около двух суток. Сплошь деревянный город горел, как свеча. Иногда к Москве подошли основные силы народного ополчения, они увидели вокруг Кремля и Китай-города огромное черное пепелище.
Ополченцы повели осаду центра Москвы, где закрепились интервенты. Но вскоре в ополчении взяли верх дворяне. Их узкоклассовая политика защиты помещичьих интересов привела к тому, что ополчение распалось.
Между тем из сожженной Москвы продолжали идти грамоты во все русские города. В старинном волжском городе Нижнем Новгороде образовалось второе народное ополчение во главе с земским старостой Козьмой Захарьевичем Мининым. По его совету был избран и воевода для народной рати - Дмитрий Михайлович Пожарский, прославивший себя в московском восстании 1611 года. Летом 1612 года новое ополчение во главе с Мининым и Пожарским подошло к
Москве и осадило Кремль и Китай-город, по прихоти судьбы ставшие цитаделью захватчиков.
22 октября 1612 года ополченцы штурмом вытеснили противника из Китай-города. Тремя днями позднее сдались последние отряды интервентов, засевшие в Кремле. Площадь Великого торга заполнилась капитулировавшими польскими панами, голодными, оборванными, потерявшими в осаде свой былой шляхетский гонор. Через Фроловские и Никольские ворота Минин и Пожарский вошли в ограбленный и обезображенный захватчиками Кремль.
Польско-шляхетская интервенция началась и закончилась на площади Великого торга.
Новое название
XVII столетие занимает в истории площади особое место - в этом веке она обрела свое теперешнее имя. Среди известных нам письменных источников, в которых упоминается название «Красная площадь», первым является описание путешествия по России посла австрийского цесаря Августина Мейерберга, посетившего Москву в 1661 - 1662 годах. Но Красной, т. е. красивой на языке того времени, ее стали называть, по-видимому, уже с конца первой четверти XVII столетия, когда Фроловская башня была надстроена своим нарядным шатром.
В 20-е годы XVII века прибыл в Москву английский мастер Христофор Галовей, часовщик, механик и архитектор, нанятый на русскую службу за жалованье. В 1624 - 1625 годах Галовей совместно с русским зодчим Баженом Огурцовым надстроил Фроловскую башню многоярусным шатром. Эта надстройка, сохранившаяся по сей день, увеличила высоту башни почти вдвое - до 67 метров.
Зодчим, видимо, дано было указание всячески украсить Фроловскую башню - главный, парадный вход в Кремль, чтобы внешний вид ее свидетельствовал о мощи и богатстве русской державы. Стремясь выполнить это требование, они установили на башне каменные изваяния обнаженных людей. Однако это новшество вызвало недовольство духовенства, и царь Михаил Федорович приказал надеть на статуи кафтаны-однорядки, чтобы прикрыть смущавшую богобоязненных москвичей наготу этих идолов, или болванов, как их тогда называли. На пошивку однорядок было отпущено из царской казны 12 аршин лучшего «аглицкого» сукна. Несколько лет красовались статуи в своих разноцветных кафтанах, пока не были повреждены очередным московским пожаром.
Другим новшеством явилось установление в шатре Фроловской башни больших часов.
Первые большие часы появились в Москве еще за два
