Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович

и свобода остаются действительными, то есть ни одно из них полностью не подавляет другие[713]. Однако патрональные автократии идеального типа добиваются скорее «несбалансированности прав», при которой государство апеллирует к менее угрожающему его власти праву, чтобы оправдать подавление другого права, которое оно считает для себя более опасным. Другими словами, когда происходит столкновение прав, мафиозное государство идеального типа принимает решение в пользу того, которое представляет меньшую угрозу его политической стабильности. И хотя забота правителей – это защита власти, они могут использовать риторику защиты общества, то есть рассуждать о праве людей на безопасность и мирную жизнь, и якобы во имя этого подавлять все виды «подрывной» деятельности оппозиции. Таким образом, несмотря на то, что конституция предоставляет базовые права, обычное законодательство, определяющее реальную расстановку сил, ущемляет права, более важные с политической точки зрения (см. Текстовую вставку 4.3).

Текстовая вставка 4.3: Несбалансированность прав в путинской России

Путинская Россия далека от конституционного идеала. И хотя ее конституция действительно предоставляет многие базовые права, такие как свобода слова, свобода ассоциаций и собраний и свобода передвижения, обычное законодательство нарушает каждое из них. Закон об иностранных агентах и закон об экстремизме ущемляет свободу ассоциаций; закон о разжигании ненависти и поправка к Уголовному кодексу 2014 года, запрещающие публичные призывы к нарушению территориальной целостности России, ограничивают свободу слова; обременительные административные требования о регистрации по месту жительства ограничивают свободу передвижения; а антитеррористический закон Яровой, принятый в 2016 году, душит свободу собраний и свободу совести, так как вводит суровые меры наказания для организаторов несанкционированных акций протеста, требует от интернет-провайдеров и телефонных компаний хранить журналы данных клиентов и объявляет преступником того, кто не сообщил о преступлении. Какие бы права ни существовали де-юре, российские суды делают их фактическое использование невозможным, поскольку не отстаивают их последовательно или в соответствии с ожиданиями[714].

По отношению к свободе собраний такой прагматичный подход очевиден. В России аргументы о праве на «общественную безопасность» и «здоровье» использовались для введения драконовских ограничений на публичные протесты, особенно те, для проведения которых не требовалось предварительного разрешения от властей мафиозного государства[715]. Однако, как показывает пример Венгрии, безопасность не единственное право, которое может быть использовано для ограничения права собраний. В 2018 году правительство приняло закон о том, что протест может быть запрещен, если он «неоправданно и непропорционально ограничивает права и свободы других», например, когда «мешает выполнению обязанностей иностранного дипломата», «нарушает работу судов» или «препятствует уличному движению»[716]. Законы с такой же расплывчатой формулировкой, позволяющие полиции (то есть властям) выдавать разрешения на проведение митингов дискреционным образом, очень распространены в постсоветской Центральной Азии[717].

Кто-то может возразить, что строгие законы, регулирующие право на протест, есть и в либеральных демократиях, а следовательно, свойственны не только патрональным автократиям[718]. Однако следует отметить два различия. Во-первых, в патрональных автократиях у этих мер особая направленность: они всегда означают переход от более либеральной обстановки к ужесточению нормативной базы, и каждая такая мера – это ответ на укрепление оппозиции. Так проявляется прагматизм в использовании более жестких средств против более опасных угроз[719]. Во-вторых, главное различие между демобилизующими структурами государства в демократиях и автократиях заключается в том, на каких основаниях выдается разрешение на проведение митинга, нормативных или дискреционных. В либеральных демократиях протесты, которые не нарушают права других, допускаются властями, независимо от их содержания или взглядов демонстрантов. Кроме того, если кого-либо дискриминируют, то у граждан есть возможность использовать средства правовой защиты, что означает, что за руководящими органами также следит отдельная судебная ветвь власти. Однако, взглянув на вышеупомянутые правовые нормы в автократиях, можно увидеть, с одной стороны, чрезвычайно высокую плату за участие в несанкционированных протестах, что является гарантией того, что каждый слуга подчиняется решениям властей, и, с другой стороны, расплывчатые формулировки, что позволяет властям принимать решения исключительно по своему усмотрению. И если расплывчатые формулировки встречаются и в либеральных демократиях, то недостаток средств правовой защиты, возникающий из-за патронализации и патримониализации государственных институтов [♦ 4.3.5], делает регулярную дискриминацию, базирующуюся на использовании властных полномочий, фактически необратимой.

В либеральных демократиях самым простым средством демобилизации можно считать выполнение требований протестующих или перенаправление их в более формальный институт публичного обсуждения (начало переговоров). Теоретически такие меры можно рассматривать как часть неформальных демобилизующих структур конституционных государств, хотя в реально существующих либеральных демократиях правительства редко используют такую «позитивную демобилизацию» и в основном игнорируют или пережидают протесты[720]. Патрональные автократии тоже часто имеют возможность игнорировать протест, особенно благодаря тому, что нейтрализация публичного обсуждения позволяет им заходить в своей деятельности намного дальше, чем того допускает порог терпения общества [♦ 7.4.7.3]. Тем не менее когда протесты угрожают превратиться в общественные движения, мафиозное государство может создавать неформальные демобилизующие структуры, которые нацелены как на реальных, так и потенциальных протестующих в масштабах всего общества. Этот процесс может принимать две формы: (1) перенаправление и (2) негативное подкрепление. Перенаправление можно определить как «опосредованный контроль за протестом с использованием системы вознаграждений или наказаний, которая скорее направляет, чем напрямую контролирует протест»[721]. В нашем случае демобилизация предполагает, что режим пытается применить перенаправление к потенциальным протестующим, состоящим, как правило, из так называемых неклиентарных групп, которые либо (a) материально (финансово) независимы от режима, либо (b) зависят от государственной поддержки, но при этом от такой, которую нельзя отозвать индивидуально [♦ 6.2.2]. Как правило, это, с одной стороны, люди из среднего класса, которые, как показывают исследования, чаще всего присоединяются к крупным протестам против властей[722], а с другой – студенты и пенсионеры, принадлежащие к группе (b). Чтобы привлечь эти группы на свою сторону, в качестве перенаправления применяются попытки «их купить», то есть дать потенциальным протестующим денег через различные программы перераспределения, снижение налогов или увеличение субсидий [♦ 5.4.3.3, 6.3].

Что касается негативного подкрепления, то оно действует в противоположном направлении, то есть демобилизация происходит за счет негативных стимулов. В отличие от позитивного подкрепления, которое подразумевает аргументы в пользу присоединения к протесту, негативное подкрепление приводит аргументы против. Как правило, это означает, что правящая политическая элита наказывает уже активных протестующих, превращая, по выражению Думитру Минзарари, общественные блага в частные. Здесь автор имеет в виду, что в либеральных демократиях доступ к рабочим местам, справедливый судебный процесс и предпринимательская деятельность (которые составляют далеко не исчерпывающий список элементов) являются «общественными» благами, то есть у каждого есть к ним законный доступ (или, по крайней мере, конституционное государство пытается обеспечить такое равенство