Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1 - Балинт Мадлович
4.3.2.3. Группы интересов в трех режимах полярного типа
Протест часто становится инструментом общественных движений, который те применяют как метод одностороннего давления для подкрепления своих целей и требований, которые позднее могут материализоваться в виде (новой) оппозиционной партии или быть представлены на переговорах с правительством. Тем не менее когда речь идет не об общественных движениях и одностороннем давлении, а о двусторонних переговорах, правильнее говорить о группах интересов.
♦ Группа интересов – это группа акторов, которые объединяются в формальную или неформальную организацию, чтобы убедить публичных акторов выполнить определенные политические действия, выгодные для членов группы интересов, например принять какой-либо закон или выдать субсидии. Группы интересов сотрудничают с политиками в процессе лоббирования.
Аренд Лейпхарт различает две модели функционирования групп интересов в либеральных демократиях: (1) плюралистическая модель, которой свойственен «конкурентный и неорганизованный плюрализм независимых групп» и которая распространена в мажоритарных демократиях (таких как США), и (2) корпоративистская модель, которая представляет собой «скоординированную и ориентированную на достижение компромисса систему», типичную для так называемых консенсусных демократий (таких как Германия)[732]. В обоих случаях представители групп интересов (лоббисты) пытаются влиять на законодателей с целью создания таких (нормативных) законов и правовых норм, которые соответствуют их ценностям и интересам, умножают их выгоды и снижают издержки. Среди различных групп интересов бизнес-группы вкладывают в лоббирование особенно крупные суммы денег, о чем подробно повествует литература о регулировании и получении ренты [♦ 5.3.1, 5.4.2.3].
При анализе групп интересов в патрональных автократиях следует различать характеристики стран и характеристики режимов [♦ 7.4]. Если начать с последних, то две отличительные характеристики патрональной автократии как режима определяют некоторые особенности лоббирования в ней. Во-первых, рудиментарное разделение социальных сфер означает, что представительство интересов превращается в сговор, поскольку предприниматели являются олигархами и встроены в неформальную патрональную сеть, а не группу интересов[733]. Во-вторых, поскольку «законодательные органы не могут самостоятельно принимать какие-либо важные законы без участия исполнительной власти» (см. законодательные органы партии вассалов и партии – «приводного ремня» [♦ 4.3.4.4]), а «закон играет очень незначительную роль в определении фактических показателей предпринимательской деятельности и распределении доходов от нее» (см. амплитуду произвола и реляционное перераспределение рынка [♦ 5.6.1]), «расходы на установленное в законном порядке лоббирование не окупятся ни в среднесрочной, ни в долгосрочной перспективе»[734]. Следовательно, усилия лоббистов должны быть направлены не на законодательство, а на членов двора патрона: предпочтительнее всего – на верховного патрона или кого-либо из его приближенных [♦ 2.2.2.3]. Увенчаются ли эти усилия успехом, сильно зависит от вовлеченности страны в мировую экономику, что приводит нас к вопросу о характеристиках стран. Так, патрональная автократия Путина ограничила иностранную собственность до некоторых технически неизбежных областей, тогда как в большинстве других секторов, от финансового посредничества до торговли и образования, иностранный капитал и собственность считались нежелательными[735]. В этих условиях Леннарт Дальгерн, бывший глава «ИКЕА Россия», попытался, по его собственному признанию, организовать встречу с Путиным, но высокопоставленный чиновник сказал ему, что такая встреча обойдется в 5–10 млн долларов (после чего Дальгерн, как сообщается, почувствовал, что «было бы лучше не углубляться в эту дискуссию»)[736]. Однако в странах с относительно более высокой долей иностранных инвестиций и экономической активностью лоббирование на уровне двора патрона может увенчаться успехом, и иностранные бизнес-группы могут сохранять независимость благодаря прочным позициям в своих странах. Вероятно, так складывается ситуация в Венгрии, относительно небольшая национальная экономика которой имеет крепкие связи с Европейским союзом и в особенности с немецкими компаниями[737]. Тем не менее эти бизнес-группы по-прежнему защищают собственные коммерческие интересы и не пытаются нарушить политическую стабильность режима, в связи с чем их поддержка приносит очевидную выгоду обеим сторонам [♦ 7.4.5].
Что касается корпоративистской модели, то она может присутствовать и в патрональных автократиях, однако лишь в существенно модифицированном виде. Главная разница между ее патрональной и демократической версиями заключается в двух аспектах: (1) автономности акторов и (2) переговорной позиции корпораций. Вследствие того, что мафиозное государство нейтрализует те сферы, которые в либеральных демократиях были бы защищены правами и свободами и обладали бы автономией, оно разрушает институциональную автономию социальных слоев, состоящих из государственных служащих, интеллигенции, работающей на государство, а также работодателей и наемных работников. Те, кто не подвергается маргинализации или геттоизации (в описанном выше смысле), могут быть приняты на службу в мафиозное государство, что означает, что они, будучи служащими государственного аппарата, вынуждены вступать в профессиональные палаты, контролируемые правительством [♦ 6.2.2.3]. Однако здесь мы подходим ко второму аспекту, который отличает патрональную систему корпоративизма от демократической (или даже фашистской до Второй мировой войны): эти патрональные палаты являются просто клиентарными организациями, которые не могут отстаивать свои корпоративные переговорные позиции. Таким образом, государственные служащие как организация не обладают какими-либо особыми привилегиями, а их статус дает им преимущества, связанные только с самим фактом того, что они занимают государственные должности[738].
Хотя все члены политических корпораций, несомненно, пользуются предоставляемыми им преимуществами, они при этом лишены тех свобод, которые были бы присущи «феодальному» аналогу их сословия. Они не реинкарнации традиционного феодального «дворянства», обладавшего неотчуждаемыми правами. Скорее многие госслужащие и новоиспеченные чиновники пополняют ряды простых смертных и вынуждены подчиняться железному порядку, в рамках которого те работают и живут. Кроме того, в отличие от профессиональных палат в либеральных демократиях, которые, даже несмотря на порой такое же принудительное членство, играют важную роль в контроле за качеством (защита прав потребителей и регулирование рынка), палаты мафиозного государства являются государственными организациями, обеспечивающими лояльность. Таким образом, профессиональные палаты являются организациями – «приводными ремнями» [♦ 3.5.2]: они не могут диктовать свои условия и служат лишь формальной основой для вербовки в команду и изгнания.
Наконец, в коммунистических диктатурах отсутствуют независимые организации, которые напоминали бы группы интересов, вызывающих «изменения извне». В исполнении такой роли, действительно, нет нужды, поскольку за пределами партии-государства не существует никаких структур, а управление и наблюдение частично осуществляются официальными профсоюзами – «приводными ремнями»[739]. Напротив, в патрональных автократиях, как правило, существует ряд сфер, до которых не дотянулось организованное надполье. В физическом смысле система также
