100 арт-манифестов: от футуристов до стакистов - Алекс Данчев
Впервые опубликован на обложке обозрения 391 (№12, март 1920 г.) в Париже, под «Дадаистской картиной» Марселя Дюшана (1897–1968) — иконоборческим и уже культовым портретом Моны Лизы с усами (типичный для дадаизма жест) — и подписью L.H.O.O.Q., игрой слов, или скорее букв, на двух языках. Если произнести буквы на быстром идиоматическом французском, то это звучит как elle a chaud au cul («слаба на передок»). Если произнести их по-английски, без придыхания в H, это звучит как look («смотри»).
391 (1917–1924), названный по подобию нью-йоркского издания Алфреда Стиглица 291, — странствующее обозрение, которое публиковал, редактировал и часто сам писал Пикабиа (хочется добавить «и посвященное Пикабиа»: конкурентного самодовольства ему было не занимать). Выпуски за период 1919–1921 гг., выходившие в Цюрихе, а затем в Париже, несут на себе глубокий отпечаток дадаизма.
Франсис Пикабиа (1879–1953) был умным человеком и разносторонним художником, которому доставляло удовольствие раздавать непрошеные оскорбления, как словесные, так и визуальные, что очевидно из его манифеста. Его дадаистский «Портрет Сезанна» (1920) представляет собой прикрепленное к доске чучело обезьяны с фаллообразным придатком. Он был язвительным, скептичным, ироничным, нигилистически непочтительным и злорадным, и с поразительной легкостью и исключительной бесчувственностью он пронесся через большинство художественных стилей, от импрессионизма до сюрреализма. В последнем выпуске 391 в 1924 г. он объявил о новом движении — инстантанеизме, антидвижении, которое угасло в тот же миг, как родилось на свет.
См. также его «Манифест каннибализма» (М35).
* * *
Кубисты хотят накрыть дадаизм снегом; возможно, вы удивитесь, но это так, они хотят вытряхнуть снег из своей трубки и накрыть им дада, словно одеялом.
Вы уверены в этом?
Безусловно — факты сами вываливаются из их гротескных уст.
Они считают, что дада может положить конец их гнусной торговле: продаже искусства за огромные суммы денег.
Искусство стоит больше, чем сосиски, больше, чем женщины, больше, чем все остальное.
Искусство можно увидеть так же ясно, как бога! (См. Сен-Сюльпис.)
Искусство — наркотик для слабоумных.
Благодаря духам роли меняются, а столы поворачиваются: картины и другие произведения искусства подобны прочным ящикам-столам: разум заперт внутри и становится все более и более фантастическим по мере роста цен.
Комедия, комедия, комедия, комедия, комедия, мои дорогие друзья.
Продавцы не любят искусство, они знают тайну духа…
Покупайте репродукции подписанных произведений.
Не будьте снобом, вы не покажетесь менее умным от того, что у соседа есть то же, что и у вас.
Больше никакого мушиного дерьма на стенах.
Очевидно, оно останется в любом случае, но уже не так много. Дадаизм, безусловно, будут всё больше поносить, но его кусачки позволят ему проложить себе путь в процессии, распевающей «Давай, дорогая» [популярную песню XIX века]. Какое святотатство!!!
Кубизм представляет собой недостаток идей.
У них есть кубическое примитивное искусство, кубическая негритянская скульптура, кубические скрипки, кубические гитары, кубические комиксы, кубическое дерьмо и кубические профили молодых женщин. Теперь они хотят кубические деньги!!!
Что касается дада, то это ничего, ничего, ничего не значит. Из-за этого общество говорит: «Мы ничего, ничего, ничего не понимаем».
Дадаисты — ничто, ничто, ничто, и они, безусловно, не преуспеют ни в чем, ни в чем, ни в чем.
Франсис ПИКАБИА,
который ничего, ничего, ничего не знает.
М35. Франсис Пикабиа.
Дадаистский манифест каннибализма (1920)
Впервые опубликован в журнале Dadaphone (№7, март 1920 г.) в Париже.
Фигура каннибала (вероятно, несостоявшегося участника художественного движения) — похоже, проявление авангардистского воображения. Ср. «Манифест каннибализма» Освальда де Андраде (см. М53).
О Пикабиа см. также его «Манифест дада» (M34).
* * *
Вы все обвиняемые; встаньте. Оратор будет говорить с вами, только если вы встанете.
Встанете, как на Марсельезу,
встанете, как на русский гимн,
встанете, как на «Боже, храни короля»,
встанете, как перед знаменем.
Наконец-то вы стоите перед дада, который представляет интересы жизни и обвиняет вас в любви ко всему из снобизма с того самого момента, как оно начинает дорого стоить.
Вы удобно устроились? Тем лучше, тогда вы выслушаете меня с большим вниманием.
Что вы здесь делаете, словно серьезные устрицы в своем садке, — вы ведь серьезные, да?
Серьезные, серьезные, смерть какие серьезные.
Смерть — штука серьезная, а?
Кто-то умирает как герой, а кто-то — как идиот, но это одно и то же. Единственное слово, которое не является эфемерным, — это слово «смерть». Вы любите смерть других.
До смерти, до смерти, до смерти.
Только деньги не умирают — они просто отправляются в путешествие.
Это бог, его уважают, его уважают серьезные люди — семьи уважают за деньги. Честь, честь деньгам; человек, у которого есть деньги, — честный человек.
Честь покупается и продается, как задница. Задница, задница олицетворяет жизнь, как жареная картошка,
и все вы, такие серьезные, будете вонять хуже коровьего дерьма. ДАДА не чувствует запаха, это ничто, ничто, ничто.
Как и ваши надежды — ничто
как и ваш рай — ничто
как и ваши идолы — ничто
как и ваши политики — ничто
как и ваши герои — ничто
как и ваши художники — ничто
как и ваши религии — ничто
Свистите, кричите, разбейте мне рот, а потом, а потом? Я снова скажу вам, что все вы груши. Через три месяца мы, мы с друзьями, продадим вам свои картины за несколько франков.
М36. Тристан Тцара и другие.
Двадцать три манифеста дадаистского движения (1920)
Впервые вышел в Littérature (№13, 1920) в Париже. Littérature (1919–1924) — важный журнал под редакцией могущественного триумвирата: Андре Бретона, Луи Арагона и Филиппа Супо — «трех мушкетеров». Название журнала предложил Поль Валери, использовав последнюю строчку «Поэтического искусства» Верлена: «а все остальное — литература». В нем сохранилась некоторая двусмысленность. Художники-авангардисты и другие люди были склонны пренебрежительно отзываться о литературе (de la littérature) как о чем-то едва ли большем, чем просто красивые (или пустые) слова; и один из мушкетеров заверил Пруста, что Литература должна как раз означать противоположное. Как бы там ни было, журнал оказался на передовой дадаистских экспериментов и зреющего сюрреализма.
Возможно, ссора папы сюрреализма с капо дадаизма была неизбежна. Бретон поначалу обхаживал Тцару («Я думаю о тебе, как никогда раньше ни о ком не думал»), а затем бросил, найдя его несносным и неуправляемым. Как уже говорилось, Тцара, словно невеста почтой, был сплошным разочарованием. Он, конечно, был той еще занозой, да и избавиться от него было непросто. Если принять во внимание
