100 арт-манифестов: от футуристов до стакистов - Алекс Данчев
Кооп Химмельб(л)ау, со своей стороны, говорит о «разъятии объектов», но, похоже, возвращается к Малевичу (см. M24) и Родченко (см. M31 и M44) в их стремлении к радикальной простоте геометрических форм и абстрактных композиций. Теперь их внимание сосредоточено на создании общественного пространства посредством архитектуры. Шахматная доска города для них уже дело прошлое. Здания больше не шахматные фигуры или объекты, а «транзисторы города», способные усиливать пространство вокруг себя. Архитектура должна пылать. А еще она должна шуметь.
См. также манифесты «Непрямолинейная архитектура» Роберта Вентури (М79), «Сумасшедший Нью-Йорк» Рема Колхаса (M86), «Манифест» Леббеуса Вудса (М90) и «13 положений архитектуры постмодернизма» Чарльза Дженкса (М93).
* * *
Если взглянуть на напряженную архитектуру семидесятых, можно судить о том, насколько тяжелыми были эти годы.
За фасадами бидермайера процветает демократия опросов общественного мнения и самодовольства. У нас нет никакого желания строить бидермайер. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Мы устали смотреть на Палладио и другие исторические маски. Потому что в архитектуре мы не хотим просто исключать все, что вызывает беспокойство.
Нам нужна архитектура, в которой есть нечто большее. Архитектура, которая истекает кровью, устает, кружится и даже ломается.
Архитектура, которая загорается, жалит, рвет и рвется под давлением.
Архитектура должна быть пещерной, огненно-гладкой, твердой, угловатой, грубой, круглой, нежной, красочной, непристойной, страстной, мечтательной, притягательной, отталкивающей, влажной, сухой и пульсирующей.
Живой или мертвой.
Если холодной, то холодной, как глыба льда.
Если горячей, то горячей, как пылающее крыло. Архитектура должна пылать.
М88. Георг Базелиц.
Инструменты художника (1985)
На манифесте указана дата: 12 декабря 1985 г., Дернебург. Прочитан в качестве лекции в Королевской академии наук и искусств в Амстердаме 1 октября 1987 г., Королевской академии художеств в Лондоне 1 декабря 1987 г. и Школе изящных искусств в Париже 28 февраля 1991 г. Впервые опубликован на немецком языке под заголовком Das Rüstzeug der Maler; оригинальная рукопись опубликована в журнале Georg Baselitz: Neue Arbeiten [Георг Базелиц. Новые работы] (Кёльн, 1987).
(Биографические подробности о Базелице см. в его Манифесте Пандемониума (M72).)
* * *
Вопрос и ответ на него. Остались ли в наше время художники теми, кто расписывает великую пещеру? Изображают ли они голод в виде буйвола на стене, свободу в виде орла, а любовь в виде женщины с пышными бедрами? Изображают ли они буйвола в виде стола со скатертью-самобранкой? Неужели они уже вышли из пещеры, освободились от общества и забыли все те универсальные, всем понятные договоренности, потому что магия не унимает голод, потому что полет не ведет к свободе, а любовная тоска не рождает любви? Ушли ли они из пещеры в какое-то другое место? Пропаганду потребностей «Что нужно человеку?» подпитывают стремление к свободе и страх смерти, и она манит нас сойти с пути художника и пойти другим путем. Самые умные, горячие головы, новаторы, активисты — безумцы и сорвиголовы на передовой — оказались заперты внутри собственных черепов. Они провозглашают смелые девизы: картины должны застревать в горле, веки должны быть прибиты гвоздями, а сердца — сжаты плоскогубцами. Рыбья кость, воздушный налет и разлука. Ну, люди по-прежнему собираются у костра, отапливают студии, у них достаточно еды, и они влюбляются. На потертых холстах — роскошные орнаменты из беспорядочных линий и насыщенных цветов; над рамами висят хрустальные галереи. Все, что когда-то стояло ровно и было натюрмортом, опрокинуто, пейзаж схвачен и вырван с корнем, интерьеры смешались, а портреты расцарапаны и проколоты. Живопись стала музыкой. Сюрреализм победил. Все долговечное выброшено прочь из картин. Теперь оттенок проходит сквозь стены, а линия встает вверх ногами. Неужели художники стали несчастны и мерзнут? Они танцуют и празднуют со своими друзьями, они приглашают своих отцов и пьют с ними коктейль «Капри». Черная картина так же бела, как небо. Краски в темной пещере пылают. Свет — в избытке. В любом случае все совершенно по-другому. Атрибуты Венеры, Зевса, ангелов, Пикассо изобрели художники, как и быка, жареную курицу и любовников. Палитра из грушевого дерева превратилась в ведро, кисть — в нож, топор и дубинку. Самые крупные картины стали еще больше, а маленькие — меньше, чем когда-либо. Кто-то написал картину весом за двести килограммов. Китаец прошел по холсту на руках. Норвежец написал 68 гектаров березового леса на десяти квадратных сантиметрах холста. Это не тот путь, по которому я хочу идти. В ход идет гигиена, я имею в виду, религия. Дисциплина — одно, а образование — другое, и медитация тоже. Для подготовки или устойчивости настроения используется интоксикация. Кто-то хорошо питается, а кто-то очищает организм постом. Пока я не вижу ни малейшего смысла в том, чтобы суетиться, путаться, бац, бац, мой друг между Нью-Йорком и Кельном создает лучшие картины в кармане брюк, где у него сидит канарейка. Может ли человек увидеть больше мира, поднявшись по лестнице, может ли увидеть еще больше, если ляжет в поле и уткнется носом в землю? В любом случае — да. Между немецкими и итальянскими яблонями огромная разница. В Тоскане я фотографировал эти деревья в саду. Когда я вернулся в Германию, меня так взволновали эти экзотические яблони, эти сказочные изобретения, которые невозможно написать. И я понял, что вообще не хочу рисовать яблоню. Я по-прежнему под крылом у мамы и только высунул нос. Мир не открылся мне, тайна осталась сокрыта внутри объекта, но теперь возникла путаница. Это все еще опыт, но такой, который расширяет кругозор за счет смены горизонта. Первые звуки ля-ля и первые точка-точка-запятая-тире — по-настоящему страстные творения для того, кто их создает. Это не теория. Я сочинил «Фиделио», я точно знаю, что в шесть лет я дирижировал этой самой оперой; зайца и собаку я написал, когда мне было восемь, и подписал их «ad [Albrecht Dürer?]». Одна из этих акварелей находится в Вене, в Альбертине, а собака потерялась. Чтобы вспомнить, а возможно, и восстановить свое прошлое, я нарисовал, например, в 1969 г. лес, поскольку я убежден, что «Охотников на привале в Вермсдорфском лесу» я написал в восьмом классе саксонской школы. Картина гораздо меньше памяти. Передо мной на столе стоит серебряный кофейник с теплым кофе. Этот кофейник ничего бы для меня не
