100 арт-манифестов: от футуристов до стакистов - Алекс Данчев
* * *
за разум
ЧТОБЫ
против физического
ЗАБЫТЬ
против физического
ВИДЕО
против физического
ЗНАЧИТ
против искусства
ЗАСТАВИТЬ
против того, чтобы успокаивать разум
РАЗУМ
против подсчета измерения вычисления редактирования сожгите руководства на жизнь
И ТЕЛО
за восхождение, тонкие ужасные тайны
ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ИМЕН
сразу выглядит свежо
направьте прямо в разум, чтобы управлять
ЗАПРЕТИТЕ ИМЕНА
Камера — это карандаш
рука, держи здесь
М85. Мароин Диб и другие.
Манифест арабского сюрреалистического движения (1975)
Впервые опубликован на английском языке в журнале №3 Arsenal: Surrealist Subversion (1976) в Чикаго. Манифест подписали Мароин Диб (Сирия), Абдул Кадар Эль-Джанаби (Ирак), Фарок Эль-Джури (Ливан), Фадиль Абас Хади (Ирак), Фарид Лариби (Алжир) и Гази Юнис (Ливан).
Арабское сюрреалистическое движение возобновилось в начале 1970-х гг. — это были так называемые сюрреалисты второго поколения, но истоки его восходят к началу 1930-х гг., когда египетский поэт и теоретик Жорж Хенейн (1914–1973) учился в Париже. Хенейн — важный межкультурный посредник. Вместе с египетским художником Рамсесом Юнаном (1913–1966) он привез в Каир сюрреализм. Он не избежал тесного контакта с Андре Бретоном (см. М50 и М54); не избежал и скорого конца этой близости. Египетские сюрреалисты, которые также входили в Четвертый (социалистический) интернационал, в ответ на манифест Бретона и Троцкого 1938 г. «К свободному революционному искусству» (M59) основали группу «Искусство и свобода». Египетская группа выпускала журнал и несколько брошюр, а также провела несколько выставок. Любопытно, что это было, вероятно, самое активное местное отделение международной федерации, к созданию которой призывали Бретон и Троцкий, и просуществовало оно дольше всех.
Хенейн порвал отношения с Бретоном после войны. Этот разрыв отражал их личные и идеологические разногласия, а также, возможно, затруднительное положение египетского сюрреализма вследствие его «промежуточного» характера, как выразился Хенейн, — между Востоком и Западом, одной цивилизацией и другой, центром и периферией и, в лингвистическом отношении, египетским и французским языками. При всей своей революционной солидарности столичные французские сюрреалисты были склонны к нереформированному «ориентализму». Арабские сюрреалисты были для них Иными, маргинальными и непонятными. Своей личностью и своей поэзией Жорж Хенейн противостоял такому восприятию.
вдалеке слышен сильный шум бровей
это случаем воры
пришли избавить нас от страха перед ворами
пираты пришли избавить нас от шторма
то, что будет ПОСЛЕ НАС, освободит нас от ПОТОПА
Манифест арабского сюрреалистического движения — сильная вещь.
* * *
Мы с отвращением отбрасываем в сторону остатки выживания и потасканные рациональные идеи, которыми забиты головы-пепельницы интеллектуалов.
1) Мы подстрекаем отдельных людей и массы дать волю инстинктам и противостоять любому подавлению, в том числе репрессивному «разуму» буржуазного порядка.
2) Главные ценности правящего класса (отечество, семья, религия, школа, казармы, церкви, мечети и прочая гниль) нам смешны. Мы радостно мочимся на их могилы.
3) Мы плюем на отечество, чтобы утопить в нем угар смерти. Мы противостоим самой идее отечества и высмеиваем ее. Утверждать идею отечества — значит оскорблять целостность человека.
4) Мы занимаемся подрывной деятельностью 24 часа в сутки. Мы поощряем садистские порывы против всего традиционного, не только потому, что мы враги нового каменного века, навязанного нам, но в первую очередь потому, что именно благодаря своей подрывной деятельности мы открываем новые измерения.
5) Мы отравляем интеллектуальную атмосферу эликсиром воображения, чтобы поэт осознал себя в процессе исторической трансформации поэзии:
а) из формы в материю;
б) из простых слов, висящих на бумажных вешалках, в желанную плоть воображения, которую мы будем поглощать до тех пор, пока не растворится все, что отделяет сон от реальности.
Сюрреализм есть не что иное, как актуализация этой сюрреальности.
6) Мы взрываем мечети и улицы скандалами о том, что секс, который раньше был невидимым, возвращается во всей своей полноте и вспыхивает пламенем при каждой встрече.
7) Мы освобождаем язык из тюрем и фондовых рынков капиталистической путаницы. Очевидно, что современный язык, вместо того чтобы служить агитационной силой в процессе социальных преобразований и стать лексикой революционной атаки, оказывается лишь послушным вокабуляром защиты, складированным в хранилище человеческого мозга с одной целью — помочь индивиду доказать свое полное подчинение законам существующего общества — помочь ему, словно адвокат на суде повседневной (то есть подавляющей) реальности.
Сюрреализм яростно вторгается в это жалкое зрелище, уничтожая все препятствия на пути «настоящей работы мысли» (Андре Бретон).
Когда мы пишем, наша память изрыгает этот язык из старого мира. Это игра, в которой наш язык обретает способность воссоздавать язык в самых глубинах революции.
Наш сюрреализм означает разрушение того, что они называют «арабским отечеством». В этом мире мазохистского выживания сюрреализм — агрессивный и поэтический образ жизни. Это запретное пламя пролетариата, охватывающее рассвет восстания, позволяющее нам вновь открыть наконец революционное мгновение — сияние рабочих советов, словно жизнь, глубоко почитаемая теми, кого любим мы.
Наш сюрреализм в искусстве, как и в жизни, — это постоянная революция, направленная против мира эстетики и других отживших понятий; разрушение и вытеснение всех ретроградных сил и запретов.
Сюрреализм свойственен подрывной деятельности, как события свойственны истории.
М86. Рем Колхас.
Нью-Йорк вне себя. Обратный манифест для Манхэттена (1978)
Впервые вышел в журнале Delirious New York (Нью-Йорк, 1978).
Рем Колхас (родился в 1944 г.) — голландский архитектор, теоретик архитектуры, урбанист, профессор Гарварда и мировой гуру. Согласно журналу Time, один из самых влиятельных людей в мире. Когда дело доходит до урбанизма, Колхас не только говорит, но и делает. Он празднует «случайную» природу городской жизни: «Город — это захватывающая машина, от которой нет спасения», — изречение с оттенком Ле Корбюзье и его «машины для жизни» (см. M45). Вопреки программным предписаниям модернистской архитектуры он выступает за «кросс-программирование», то есть введение неожиданных функций, таких как беговые дорожки в небоскребах или больничные отделения для бездомных в публичных библиотеках. В частности, он построил Публичную библиотеку Сиэтла (без больничных отделений), посольство Нидерландов в Берлине и магазин Prada в Беверли-Хиллз.
Его амбиции по своему размаху не уступают интеллекту: «Все время думать о том, какой архитектура могла бы быть, в какой угодно форме».
Это можно сказать почти обо всем, что создал Колхас. «Нью-Йорк вне себя» и попытка свести современный урбанизм (или городской модернизм) к «манхэттенизму» — очень влиятельный проект. У него даже появились подражатели. «Сумасшедший Новый Орлеан» Стивена Вердербера (2009), возможно, и не соответствует высокому концепту Колхаса, которому свойственно сочинять афоризмы, чеканить слова
