Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев
Но и путь искупления в этом случае иной.
По ходу действия меняется роль эвменид. Вначале это гневные духи, преследующие Гарри. Но в конце он уходит за ними по пути искупления – в конце пьесы он решает стать миссионером. Эми, чьи планы разрушены, умирает от сердечного приступа.
3
Эпоха подходила к концу. Рубежом, отделяющим ее от следующей, часто считают начало Второй мировой – 1 сентября 1939 года. Но близость рубежа чувствовалась и раньше.
Последний номер «Крайтириэна» вышел 1 января того же года. Тогда же, в январе, в Америку уехали Оден и Ишервуд – не скрывая, что покидают Европу из-за грядущей войны.
В лекциях 1939 года Элиот говорил: «Если вы не будете с Богом <…>, вам придется воздавать почести Гитлеру и Сталину»[598]. Он писал об этом еще в двадцатые годы[599].
Паунд стал горячим сторонником Муссолини[600], но отношение Элиота к фашизму было весьма критическим. Критически относился он и к коммунизму, хотя считал советскую идеологию более последовательной и имеющей более серьезные основания для влияния на всемирную историю.
Ныне исследователи в целом оспаривают взгляд на Элиота как на сочувствующего фашизму. Он скорее был «метафизиком, который, рассматривая политику, всегда старается видеть за злобой дня идеал»[601]. С конца 1920-х годов он дистанцировался от Ш. Морраса и его «Action Française» и сблизился с Ж. Маритеном, порвавшим с Моррасом. По его словам, «политика стала слишком серьезным делом, чтобы оставлять ее политикам»[602]. По его мнению, в современной политике все большую роль играли особенности массовой психологии, не столько идеи, сколько «мемы», такие как «Империя», «Фашизм», «Демократия», «Монархия», «Республиканские ценности», «Коммунизм». Не столько вера или идеи, сколько «желание верить во что-нибудь»[603].
Действия Муссолини по сблизижению с Ватиканом его не обманывали. Он видел в фашизме движение «демоса», «шовинистическое, анти-интеллектуальное, нетерпимое и в конечном счете языческое»[604]. Культ диктатора был карикатурой религиозной веры и литургии.
Он всегда подчеркивал политическую нейтральность своего журнала. «The Criterion не затрагивает эфемерных политических вопросов и не связывает себя ни с какой из политических партий. В то же время, я думаю, он имеет определенный характер в мире идей»[605].
Личность авторов значила для него больше, чем политические взгляды, даже в тридцатые годы, когда поляризация в общества крайне усилилась. Наряду с Паундом в «Крайтириэне» печатались и обзоры советской периодики, и многие произведения (стихи, рецензии, очерки, статьи) «левых» – Одена, Спендера и Макниса. В «Фейбере» в тридцатые годы выходили все книги Одена, включая «Испанию» («Spain», 1936), о республиканской Испании, и «Путешествие на войну» («Journey to a War», 1939), о поездке на фронты японо-китайской войны.
Но в апреле 1938 года он сам ездил в Португалию для участия в жюри премии Камоэнса. Встреча с португальским диктатором Антониу Салазаром произвела на него очень хорошее впечатление: тот «никогда не поддерживал принятие “принципа вождя,” и ни один лидер никогда не испытывал меньше личных амбиций, и меньше взывал к чувствам масс, чтобы достичь своего положения <…> Он выглядит так, как должен выглядеть по своей профессии, университетским профессором <…> не будучи в каком-нибудь сомнительном политическом смысле сторонником клерикализма, он – христианин во главе христианской страны»[606].
4
В том же 1939 году вышла небольшая книжка Элиота «The Idea of Christian Society» («Идея христианского общества»). В ней Элиот яростно обрушивался на современный ему «либерализм» и предлагал программу, которой надо следовать, чтобы демократия могла устоять перед наступлением языческих диктатур и не скатиться в хаос. Большинством его читателей она воспринималась как некая утопия, «несвоевременные мысли».
Многое в его критике актуально и сейчас, но тогда подобные аргументы широко использовались диктаторскими режимами в их инвективах против «плутократии».
Вот несколько цитат.
«При чрезвычайных ситуациях может оказаться, что проблемы, на которые мы не обращали внимания или откладывали, скорее, чем те, которые мы не смогли решить, вернутся, чтобы преследовать нас» (p. 7).
«Говоря о себе как о христианском обществе, мы имеем в виду, что никого не наказывают за формальное исповедание христианства; но скрываем неудобное признание тех реальных ценностей, в соответствии с которыми живем» (р. 9).
«Я подозреваю, что к нашему презрению к тоталитаризму примешивается немалая доля восхищения его эффективностью» (p. 9).
«Несомненно, есть что-то неправильное в нашем отношении к деньгам. Поощряется скорее инстинкт приобретательства, а не творческий или духовный. Тот факт, что деньги всегда найдутся для того, чтобы заработать больше денег, в то время как их так трудно найти… чтобы удовлетворить нужды наиболее нуждающихся, беспокоит тех, кто не является экономистом. Я ни в малейшей степени не уверен, что для меня правильно увеличить мой доход, вложив деньги в акции компании, которая неизвестно что производит, действует, возможно, в тысячах миль от меня и в управлении которой мой голос ничего не значит» (р. 97).
Две последние главы из четырех развивают идею «христианского общества» в ее государственном и социальном аспекте.
Сочетание пророческого тона и широких обобщений отталкивало большинство тогдашней английской «интеллигенции». Что кажется более странным, не вызвала книга также особого одобрения со стороны церкви. В последних двух главах Элиот говорит, что церковь должна была бы стать государственной, а говоря о социальной жизни, рассуждает о «приходских единицах» и о «христианской общине».
По мнению П. Акройда, «его понимание было скорее теоретическим, чем реальным; подобно тому как он усвоил с чрезмерным совершенством одежду и манеры англичан, точно так же он предлагал идеализированный и поэтому неубедительный образ английского общества»[607].
5
В предвоенные годы Элиотом были начаты, а в военные завершены «Four Quartets», «Четыре квартета», которые многие (и он сам) считали вершиной его поэтического творчества.
Уже говорилось о первом из них, «Burnt Norton».
В августе 1937 года Элиот гостил у сэра Мэтью Натана[608] в поселке Уэст-Кокер и предпринимал оттуда вылазки в соседний Ист-Кокер, откуда его предок когда-то переселился в Америку. Сейчас это живописный поселок с населением чуть более полутора тысяч жителей. Название поселка стало названием второго квартета Элиота
«In my beginning is my end» –
