Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов
Один раз эта банда головорезов оказалась около церкви, и «мои люди устремились вовнутрь и начали грабить». Штадена все это не устраивало; в бедной сельской церкви «разжиться добром» не представлялось возможным. Его интересовали богатые поместья – и одно из таковых скоро обнаружилось. Но тут вдруг выяснилось, что похожая банда из шести опричников уже обреталась неподалеку и получила отпор от «земских», которые гнались за ней. Шайка Штадена немедленно встала на защиту «своих», и в конце концов ей удалось прорваться к усадебному дому. Далее произошло следующее.
«Из окон женской половины на нас посыпались каменья. Кликнув с собой моего слугу Тешату, я быстро вбежал вверх по лестнице с топором в руках. Наверху меня встретила княгиня (видно, поместье было княжеским. – А.Б.), хотевшая броситься мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она бросилась назад в палаты. Я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог». Далее начались убийства и грабеж, а главарь шайки, пресловутый Штаден, обратился к своим подельникам с призывом: «Забирайте что можно, но поспешайте!»[519]. Спешить действительно надо было, а то вдруг сам Великий князь нагрянет, тогда все разбойное дело и откроется.
Спрашивается: какое отношение мог иметь Иоанн Васильевич к подобного рода делам, которые вершили люди, формально обличенные его доверием, но не имевшие ничего общего, ни с борьбой с «изменой», ни с пресечением «уклонения от веры» – главными целями при учреждении Опричнины. Ответ может быть только один: никакого.
Даже ненавистник Царя и Руси Генрих Штаден вынужден был признать. «Опричники обшарили всю страну, все города и деревни в земщине, на что Великий князь не давал своего согласия. Они сами себе составляли наказы; (говорили) будто бы Великий князь указал убить того или другого из знати или купца, если только они думали, что у него есть деньги…»[520]
В «записках очевидцев» и летописях потом было зафиксировано немало различного рода жестоких эпизодов, имевших место и во времена похода на Новгород, как и в других случаях. Однако разделить, где подобное произошло по прямому царскому указанию, а где – по самовольству царских уполномоченных, не представляется возможным. Для «простоты и выразительности картины» все эти случаи, бывшие и не бывшие, все без разбора, «вписаны» в «обвинительный вердикт» Первому Царю.
Иоанн Васильевич покинул Новгород 13 февраля и направился к Пскову, где уже никаких массовых казней не было. Перед отбытием, как повествует сказание о походе, он повелел собрать жителей, «зо всякой улицы по лутчему человеку» и произнес «прощальное» слово. «Мужие, жители сего Великого Новагорода! Молите всемилосердного и всещедрого человеколюбивого Господа Бога и Пречистую Его Богоматерь и всех святых Его о нашем благочестивом царском державстве, и о чадах моих, о Иване, Федоре, и о всем христолюбивом воинстве, чтобы нам Господь Бог подаровал свыше победу и одоление на все видимые и невидимые враги наши и супостаты». «Изрече сии глаголы», Царь отпустил всех «с миром во свои дома»[521]. Иоанн рассматривал свой поход на Новгород как крестовый поход, против «врагов» Православия, против «супостатов» Господа и его, Царя Православного, первого на земле радетеля дела христианского.
Издавна Новгород – главные торговые ворота России с Западом, служил перевалочным пунктом, откуда не только следовали на Русь товары и различного рода иностранцы, прибывавшие в Московию и по коммерческим надобностям, и по иным делам. Новгородское боярство и купечество («гости») было самым богатым, «самым знатным» и по древности родов, и по масштабу своих материальных возможностей.
После разгрома Руси Батыем в XIII веке Новгород стал фактически независимой республикой, именуясь «Господином Великим Новгородом». Городом формально правил архиепископ и посадники, которых выбирало вече из своей среды. Фактически делами управляли «триста золотых поясов» – представители наиболее состоятельных семей бояр и купцов. Среди них были как сторонники сближения с Москвой, так и противники. Противники, стараясь как можно больше обособиться от Москвы, опирались в своей сепаратистской деятельности на Литву.
Иоанн III, после окончательного присоединения Новгорода к Москве в 1477–1478 годах, провел жестокую чистку в некогда «вольном городе», переселив в центральные районы России семьи многих новгородцев, «тысячу голов», как утверждали летописи. Сюда в первую очередь входили семьи «золотых поясов». Имущество многих конфисковывалось, на других налагались штрафы. Городом стал управлять великокняжеский наместник, вече было упразднено, а сам вечевой колокол, созывавший людей на площадь, был снят со звонницы и увезен в Москву. Однако и после этого сепаратистские настроения не исчезли. Новгородская верхушка, поредевшая и ослабленная, все еще лелеяла мечты о восстановлении «порядков как в старину». Эти настроения находили отклик и у части низов, по разным причинам недовольных «московскими порядками». Недовольные уповали на помощь иностранцев, в первую очередь литовцев, где Король по воле «лучших людей» правит. Потому связь с Литвой вновь и вновь открывалась при всех новгородских антимосковских инспирациях.
Иоанн Грозный положил конец новгородскому антимосковскому «гнезду». Новгород с самого начала номинально подчинялся князьям Киевским, а затем Владимирским, но фактически выступал в отношениях с внешним миром как самострельная величина. То было недопустимое своеволие. Первый Царь хорошо знал историю и в письме Шведскому Королю Иоанну («Юхану») III (1568–1592) в 1571 году ясно это показал. По его словам, «наш прародитель» Ярослав («Мудрый», 978–1054) – Великий князь Киевский с 1019 года, «самодержавствовал в своей вотчине в Великом Новгороде». То же было и при «прародителе… великом государе Александре Невском» – Великом князе Владимирском (1221–1263). Русское Царство более пятисот лет стоит, а тот, кто земли свои не бережет, тот «имя свое бесчестит»[522]. Потому и был поход на Новгород, что нельзя непослушных детей в своем доме без наказания держать.
С сепаратизмом было покончено навсегда. Да, были жертвы. Приведя «статистику» смертей, один из авторов восклицал: «Много это или мало для искоренения сепаратизма на 1/3 территории страны?»[523] Ответ напрямую зависит от мировоззренческой ориентации. «Много» – давно звучит из стана тех, кто исстари являлся государствоненавистником, кто приветствовал все нестроения, разлады, смуты и войны, направленные на ослабления государства, а следовательно
