Дмитрий Балашов. На плахе - Николай Михайлович Коняев

Просто он не мог быть один. Не мог один есть, обязательно с кем-то, за компанию. Часто просил меня вечером: «Посиди со мной». Дети уже спали, дневная суета кончилась, можно было спокойно посидеть, поговорить, попить чаю. Дмитрий читал стихи: любимый Блок, Есенин, Фет, Тютчев, а потом свои. Многие уже после его гибели узнали, что Балашов писал стихи, и, по мнению специалистов, хорошие стихи.

Иногда на кухне из-за угла показывалась любопытная рожица маленького Никитки. «А что делаете? А можно?» Все объяснялось, выдавалось требуемое, и Ника тихонечко выпроваживался в комнату на кровать. Как-то раз, решив разжалобить бабушку, выпрашивая что-то, он рассказал ей, что «мама с папой по ночам едят, а нам не дают». И чтобы уж окончательно бабуля поверила, уронив театральную детскую слезу, сказал, что они с Ваней «ходят голодные все время». Выговор от тещи получил Дмитрий и долго оправдывался, что детей никто не обижает, они накормлены и ухожены.

Так вот, Никита уходил, а у нас продолжался вечер, затягивающийся далеко за полночь. Мужу нужны были такие «посиделки». Во-первых, просто посидеть, поговорить в тишине, никуда не торопясь, успокоиться после суетного дня. Во-вторых, часто я бывала первой слушательницей стихов. На мне они проходили «обкатку»: интересно или нет. К тому же Дмитрий проверял их на слух, как звучат. А в-третьих, последние года два, не знаю почему, было какое-то предчувствие скорого расставания, мы старались как можно больше времени проводить вместе, дорожили каждым таким вечером. И не важно, что завтра мне нужно было бежать к семи на работу, ему рано вставать по каким-то делам. Все не важно, главное, мы сейчас вместе, тишина, покой и умиротворение. Уходили проблемы, сложности жизненные, это был только наш мир, нам в нем было уютно, хорошо. Так и сидела бы до утра. Точно мама говорила, заговорил он меня.

10 июля, собираясь в деревне, в Козынево, я несколько раз пыталась остаться, никуда не ехать.

За две недели до этого (26 июня) Балашов попал в очень серьезную аварию под Лодейным Полем. Как остался жив, сам не понимает. Заснул за рулем, очнулся в машине, которая везла его в больницу. Сотрясение мозга, скальпированная рана головы, множественные ушибы. От машины остались только колеса. Случилось это в пять утра. Я с мальчишками была в деревне. Что-то подняло меня в пять, ворочалась, уснуть не могла, встала и начала красить окна. Мы как раз затеяли ремонт в доме. Вечером, приехав в город, узнаю, что Дмитрий в больнице в Лодейном Поле. Звоню, врач сказал, что недели через две выпишут. «Угу, – думаю, – посмотрим!» На следующее утро сроки лечения сократились до недели, вечером – до трех дней, а наутро: «Забирайте, он все равно не лежит, а на стоянку к машине бегает!» Вечером старший сын, Василий, живущий под Питером, привез его домой, в Новгород. Открываю дверь – стоит с забинтованной головой, в окровавленном пиджаке, глаза несчастные (но это больше от лежания в больнице: не любил больниц, все что угодно, только не это!). Спрашиваю, что его в ночь понесло ехать из Петрозаводска. Толя Доспехов, когда звонил, сказал, что умолял его остаться до утра. В ответ: «Оля с детьми в деревне одна. Поеду». Последние два-три месяца Дмитрий боялся за нас с ребятами. Чувствовал, что-то должно случится, и именно в Козынево. Считал, что с ним, мужиком, все будет в порядке, а вот мы… «Если с вами что-то случится, я не знаю, как буду жить». С весны не настаивал на частых поездках в деревню, хотя раньше старался как можно чаще и надолго убегать из шумного города. Три дня в Петрозаводске, множество мероприятий по случаю 60-летия журнала «Север», вечерами и ночами встречи, разговоры с друзьями, которых не видел давно. И в итоге – не поспав, поехал в ночь домой, вот и заснул за рулем.

Кстати о больницах. Балашов терпеть не мог больницы, как и его отец Михаил Михайлович Гипси, актер ленинградского ТЮЗа, умерший в блокаду от голода. Он их боялся. В 1996 году в декабре Дмитрий был в командировке в Приднестровье. Простудился, стало плохо, и ему в гостиницу вызвали «скорую». Врачи, недолго думая, отправили в больницу. Там он чуть не умер. И не из-за болезни, а от того, что лежит среди незнакомых людей, никого родных рядом, и вообще «это же больница!». Привезли из Тирасполя чуть живого, дома через две недели он уже бегал, а через три месяца уехал на «Седове» вокруг Европы.

После последней аварии я решила проверить его в нашей областной больнице: все-таки травмы были серьезные. Когда невропатолог сказал, что надо обследоваться, полежать дней десять, Дмитрий вцепился в мою руку: «Я тебя прошу, только не оставляй здесь!». Услышав, что не оставлю, согласился на все процедуры. Другой врач, проверявший сосуды головного мозга и наблюдавший полдня, как мы с Ириной Семеновой, зам. главврача, таскали Балашова от одного кабинета к другому, сказал нам: «Девки, что вы издеваетесь над мужиком. Да если мы доживем до его возраста (72 года), и у нас будут такие сосуды, то считайте, мы здоровы!»

Я ною целый день, что, ладно, «может, не поедем, ты плохо себя чувствуешь, только швы сняли, ну, съездим зимой, ну…». Довольно-таки жестко: «Поезжайте. Сготовь что ни то. Справлюсь, не волнуйся. Буду сидеть в деревне. Ване обещал сделать заготовки украшений на окна. Поезжай!» Ребята первыми выбегают из дома. Нетерпеливый Никита уже у калитки приплясывает. Ваня обнимается с отцом, договаривают, что будут еще ремонтировать и как. Шепчутся, отец целует Ивана. Тот буквально приклеивается к отцу. Папа для него все. За отца и в огонь, и в воду.

Возвращаю мелкого от калитки: «С папой забыл попрощаться». Тот подбегает, обнимает, чмокает и бегом на улицу. «Мам, автобус. Мам».

Подхожу к Дмитрию. «А может, все же не ехать?» «Поезжай», – уже спокойно, умиротворенно. Он в этот день был какой-то просветленный.

Вчера была служба у недавно выстроенной в ста с небольшим метрах от дома деревенской часовенки. Туда вела за руку, останавливались раз пять, отдыхали. Оставила с ребятами, по дому нужно было что-то сделать. Вдруг бежит сам (именно бежит!): «Дай банку. Святой воды принесу. Причастился». И все – хвори, усталости как не бывало.

Обнялись, поцеловал. Защипало почему-то у меня в глазах. Не было