Воспоминания самарского анархиста - Сергей Николаевич Чекин
Вдруг один из них, и тут же второй бросаются к санитару и начинают наносить ему удары ножами в грудь, живот, спину. Санитар падает на пол, обливаясь кровью, а они продолжают наносить ему ножевые ранения. Василий Данилович от страха ни жив ни мертв, окаменело ожидает той же участи, но убийцы объявили ему милость: «Тебя мы не тронем, только не сообщай на вахту». Проходит час-другой. Убежать на вахту нет возможности: убийцы сторожат его за дверью. Кто-то из заключенных сообщил об убийстве в амбулатории санитара на вахту. Пришел наряд охраны, связал убийц, за вахтой положили их на сани, а на них сверху убитого. Убитого привезли в морг лазарета, а убийц в местную тюрьму лагеря. Василий Данилович[183] от перенесенной психической травмы не мог оставаться в зоне колонны — ушел на вахту, позвонил начальнику санчасти, что работать на этой колонне не может. Тогда начальник санчасти сообщил охране колонны, чтоб фельдшера направили в лазарет.
На второй день после убийства санитара рецидивисты отобрали на кухне колонны ножи, разграбили каптерку — продуктовый и вещевой склад в зоне колонны. Местная охрана бездействовала. На работу во время развода выходил кто хотел, преимущественно бытовики и пятьдесят восьмая. Медицинской помощи заболевшим не оказывалось: «друзья народа» заявили, что всех медицинских работников на колонне будут резать за то, что их главарей не отправляют в лазарет на лечение-отдых.
На третий день начальник санчасти Петр Иосифович зашел ко мне в кабинет вольнонаемной поликлиники и сказал:
— Сергей Петрович, это ваша подшефная колонна. Там сейчас никакой медицинской помощи заболевшим нет. Сходите туда. Там два-три главаря «друзей народа» требуют, чтоб их направили в лазарет. Обещайте им это, и отберите и направьте действительно больных. Постарайтесь уладить и договориться с ними о мире с медработниками.
— Да, это хорошее дело, Петр Иосифович, но ведь они заявили, что всех медицинских работников, кто появится на их колонне, будут резать.
— Ну хорошо, сходите и там на месте решите сами. Если безопасно, то зайдете к ним в зону на переговоры.
На следующий день утром я направился на дипломатические переговоры с теми, кто захватил власть внутри зоны в свои руки. Я знал, что рецидивисты почитают прямые переговоры на паритетных началах без какого-либо неравенства, а тем более нельзя к ним появляться с представителями охраны. Дорогой иду и думаю, заходить или не заходить в логово рецидивистов.
Подошел к колонне, зашел на вахту. Там стоит и курит старший надзиратель Деревянко. Поздоровался. Он молчит — молчу и я. Закурил. Говорю ему о цели моего прихода, а сам решаю, идти или не ходить в зону, и не будет ли мой заход в зону моей последней лебединой песней. Стою, курю, решаю про себя, идти — не идти. Затем, обращаясь к надзирателю Деревянко, говорю: «Ну, я пошел». Загремела щеколда вахтенной двери, и тут дверь за мной закрылась, и я очутился в зоне колонны. Спрашиваю лагерников: где, в котором бараке находятся главари рецидивистов Никола Дурак и Помидор. Мне указали: вон в этом.
Захожу. На нарах в длинном бараке полулежат Никола Дурак и Помидор, а вокруг их стоят человек десять их соратников по профессии. Подхожу и говорю: «Здравствуйте, ребята!» Снимаю рукавички, шапку, полушубок, кладу на нары, сажусь рядом с ними: «Скажите, чтоб все от нас отошли, есть разговоры с вами». Никола Дурак делает рукой знак, и все от нас отходят в другой конец барака. Начинаю вести дипломатические переговоры. Никола Дурак и Помидор явно удовлетворены честью, переговорами с ними. Приступаю прямо к делу:
— Меня уполномочил начальник санчасти Петр Иосифович, чтоб вы изменили отрицательное отношение к нам, медикам, на положительное, а мы с своей стороны будет делать кой-что и для вас. Вот у тебя, Никола Дурак, самодельная флегмона ноги, а членовредителей на лечение в лазарет нам запрещено направлять кумом (лагерное МГБ), о чем и вам известно. Но я вас отправлю в лазарет и еще двух-трех ваших ребят, только вы дайте своим команду, чтоб медработников на колонне не обижали, а ограждали от каких-либо оскорблений.
Продолжив речь в том же мирном духе, я заключил: «Итак, будем взаимно соблюдать наш мирный договор. Сейчас я составлю список больных для отправки в лазарет и включу туда и вас и передам на утверждение начальнику санчасти. Он позвонит на вахту, и вас конвой доставит в лазарет».
Эти условия Никола Дурак и Помидор приняли и в знак дружбы вместо «банкета» угостили меня хорошим хлебным квасом и кашей, приготовленными для них на лагерной кухне. От каши я отказался, а квасу выпил две кружки.
Во время переговоров с главарями рецидивистов в барак пришел бледный и встревоженный мой старший санитар Николаев узнать, не будет ли мне нанесена обида или нападение на меня рецидивистов, но я сказал ему, чтоб он вышел из барака и ждал меня в амбулатории, где буду вскоре проводить прием больных. Такое доверие к рецидивистам внушило им ко мне уважение. «Доктор, присылайте к нам на колонну фельдшера. Никто его не обидит».
Так мы заключили словесный договор о дружбе и ненападении. Через три часа я пришел к начальнику санчасти, Петру Иосифовичу, доложил ему о благоприятном результате переговоров и с трудом уговорил его направить в лазарет в числе больных трех вожаков рецидивистов.
— Что, мы должны на поводу идти у них?! Нет, из списков больных их надо вычеркнуть.
Я продолжал доказывать, что без этой уступки с нашей стороны медпомощь на колонне организовать не удастся. Наконец с моим мнением он согласился, позвонил на вахту колонны, чтоб всех отобранных мною на лечение отправили в лазарет. Тут же из лазарета направили на колонну фельдшера. Так ликвидировался «бунт» на лечебной колонне, и начались обычная жизнь и работа.
***На одной из колонн пятого отделения, дислоцированной в пятнадцати километрах от штаба отделения поселка Хановей и в сорока километрах от центра каторжных колонн Воркуты[184], собрали с большими сроками заключения на особую режимную колонну более пятисот заключенных наполовину по сталинскому потоку «врагов народа» и наполовину рецидивистов воров и бандитов, «друзей народа».
Видимо, тяжелые условия режима, длительные сроки заключения,
