Все под контролем - Том Саттерли
Вспоминая тот момент, я понимаю, что, вероятно, мне хотелось, чтобы меня спасли. И если в моей жизни в тот момент и был кто-то, кто мог бы оттащить меня с краю пропасти, то это была Джен. Я тонул, и хотя часть меня хотела все бросить и прекратить страдания, другая половина потянулась за спасательным кругом, который она бросила.
Я отправил ответное сообщение: «Уже иду», — и положил пистолет обратно под сиденье.
Посидев еще с минуту, я обнаружил, что меня колотит озноб, и я покрылся холодным пóтом. Я почти сделал это. Еще несколько секунд, — и я бы выстрелил. Моя боль ушла бы, и, как мне казалось, все остальные почувствовали бы только облегчение.
Словно в тумане, я выбрался из машины и зашагал к отелю, направляясь прямо к лобби-бару. Все уже были там и уже вовсю предавались вечернему кутежу.
Когда я подошел к Джен, она бросила на меня обеспокоенный взгляд.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Да, да… просто… эээ… хотелось накуриться после долгого дня, — ответил я. Можно было наверняка сказать, что она не поверила, но уточнять и переспрашивать не стала.
Особого настроения для вечеринки, оказавшейся так близко к самоубийству, у меня не было, и в итоге мы сидели в баре и просто разговаривали. Я не стал объяснять, что делал в машине и что, если бы не ее своевременное сообщение, был бы уже мертв. Что если бы я все сделал правильно, то мозги разлетелись по всему салону арендованной машины, но боль ушла бы навсегда. Я даже не помню, о чем мы говорили, но был благодарен ей за то, что она сидела рядом.
*****
Я не рассказывал ей о суицидальных мыслях на протяжении нескольких месяцев, и открылся только после того, как мы провели вместе выходные в Сент-Луисе перед двадцатой годовщиной встречи ветеранов битвы за Могадишо.
К тому времени, когда мы встретились в Сент-Луисе, мы уже были в отношениях. Меня все еще одолевали сомнения, была ли эта идея достаточно хороша для нее, но она ответила, что тоже пыталась не влюбиться в меня, но увидела во мне что-то, что ей было нужно. Они с мужем расходились и проходили через ад, распутывая деловую, а также эмоциональную паутину своей жизни. У него уже была новая девушка, но в итоге им удалось остаться друзьями и хорошими совместными родителями.
До этого момента я не вдавался в подробности о Могадишо или Ираке, но Джен знала, что мне приходится бороться со многими демонами. Она слышала, как я кричу во сне, борюсь с невидимыми врагами, имею дело с чувством вины и призраками. Однажды ночью она попыталась разбудить меня и вырвать из лап кошмара, но едва не получила удар, быстро скатившись с кровати на пол. После этого, если она хотела разбудить меня, то делала это криком или бросала подушку.
Когда она впервые затронула тему Сомали за столиком на открытом воздухе в округе Клейтон, я был не против поговорить. Пока я отделывался общими фразами, вроде: «Это было хаотично и долго», — все было в порядке, но когда она спросила меня: «Каково это было?» — слова поразили меня, словно самодельная бомба.
Это мгновенно вернуло меня в октябрь 1993 года, когда я вошел в свой дом после возвращения из Сомали и моя первая жена задала мне тот же вопрос. Тогда я разрыдался, увидев на ее лице шок и растерянность. Тогда я быстро совладал с собой и больше никогда не разговаривал об этом, разве только с другими ветеранами боевых действий, или бегло отвечая на вопросы любопытных молодых операторов.
Я не стал поднимать эту тему с Бренди, которой было бы все равно, и прекратил попытки с Кристин, которая посоветовала бы мне бросить работу. Но когда об этом спросила Джен, плотина, сдерживающая воды этого молчания, словно начала трескаться.
Я смутился, когда на глазах выступили слезы. и поперхнулся. Но вместо того чтобы шокировать меня, привести в замешательство или сказать, что она не хочет об этом слышать, Джен выслушала меня. А когда я вытер слезы и извинился за слабость, она взяла меня за руку и заверила:
— Плакать — это не слабость.
И тут плотину прорвало, и я не смог бы сдержать потоки своих страданий, даже если бы попытался. Крепкий парень. Элитный воин. Лучший из лучших. Sine Pari. Я рыдал, как ребенок, сидя за столиком на открытом воздухе в престижном районе финансового района Сент-Луиса, где нас окружали другие посетители и прохожие на улице.
В течение следующих двух часов я изливал ей свою душу. Я не искал пути к отступлению и не использовал вилку для салата, чтобы расправиться с плохим парнем, просто говорил о своих чувствах, — возможно, впервые с тех пор, как ушел в армию. Это лилось из меня сплошным потоком, и если я пытался остановиться, она поощряла меня продолжать, выплеснуть все наружу.
Ни разу за все это время Джен не сделала вид, что услышала достаточно, или что считает меня неумным или слабым. Она заверила меня, что любой, кто прошел через то, что довелось увидеть и сделать мне, отреагировал бы точно так же, как и я, и что это совершенно нормально. Она стояла в середине того потока, который выходил наружу, словно камень в ручье, а воды моего посттравматического стрессового расстройства бились о нее, разлетаясь в разные стороны. С того момента я всегда считал и считаю ее своей самой надежной опорой.
Наконец у меня иссякли слова. Мы вернулись в отель и стали готовиться к вечеру. Она собиралась сводить меня в джаз-клуб, в место, где я еще никогда не бывал. Будучи старой душой с молодым сердцем, она любила и ценила музыку. Дикая и свободная, но мудрая и глубокая, она все больше и больше погружала меня в свой мир, и мне это нравилось.
Когда она засыпала в моих объятиях той ночью, я был так благодарен, что эта женщина выслушала меня и позволила мне выплакаться, не осуждая меня. Я был влюблен, но вместе с этим осознанием пришло и чувство вины за то, что, — и я был в этом уверен, — последует за этим. Я просто знал, что разрушу ее жизнь. Просто потому, что был злым и агрессивным алкоголиком-неудачником, каким-то монстром, который мутировал из милого паренька из Индианы.
И все
