Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945 - Ханс Тиль
В то время фермера, по милости Гитлера, стали метко именовать Erbhofbauer (фермер, владелец передаваемого по наследству земельного участка). Название вполне подходящее, так как, благодаря Гитлеру, для фермера настали времена, которых он не знал никогда прежде до времен Третьего рейха. Каждый, у кого был участок земли от 7,5 до 125 гектаров, попадал под это определение, а тот, в распоряжении которого был (как, например, у меня) участок большего размера, должен был получить специальное разрешение на то, чтобы называться «эрбхофбауэром». Такие крупные землевладельцы были либо стопроцентными нацистами, либо сумели каким-то образом продемонстрировать свою полезность партии на другом поприще, например в искусстве, науке или чем-то еще (мне это не удалось).
В любом случае благодаря гарантированным законом нормам и привилегиям, которые предоставлялись любому фермеру, отвечающему этому определению, занятие сельским хозяйством стало очень выгодным и практически всегда гарантировало успех. Поэтому неудивительно, что после нескольких лет такой «сладкой жизни» землевладельцы потеряли весь вкус к работе. Получив большие суммы денег в качестве поддержки, прощение долгов и, наконец, последнее и очень важное – заполучив возможность пользоваться дешевой рабочей силой в лице иностранцев, фермеры стали жить, что называется, «по высшим жизненным стандартам». И к сожалению, зачастую они быстро привыкали к такой сытой, беспечной жизни. Поэтому старая добрая повозка или даже нарядный воскресный экипаж уступили место автомобилю, который, впрочем, теперь мирно ржавел в углу сарая в связи с отсутствием топлива. А самому фермеру оставалось только вспоминать о благополучных и беззаботных временах, которые закончились слишком быстро. Времена веселых безрассудных поступков, все эти автомобили и туго набитые кошельки отправились прямиком к черту!
В прежние времена, если ты попадал под определение «фермер», и в особенности если был обременен «номером партийного значка», то быстро обзаводился автомобилем и тратил лишь самый минимум своего времени на работы в поле и по хозяйству. Фермер мог превратиться скорее в завсегдатая городских залов и партийных отделений в городе. Вокруг него всегда витал ореол «зажиточности», и самые смелые запросы теперь уже не казались ему чем-то несбыточным и обходились ему практически даром – стоило лишь там, где нужно, вытянуть руку и выкрикнуть «Хайль Гитлер!»[9].
Эрбхофбауэры стали верными последователями фюрера, как, впрочем, и все занятые каким-либо трудом вообще. Ведь рабочим тоже было не на что жаловаться. С самых глубин своих сердец они молили всемогущего, чтобы такая жизнь оставалась неизменной. Когда Адольф обращался к народу со своими многочисленными призывами, начинавшимися примерно «я обращаюсь к своим самым верным последователям, рабочим и фермерам…», и он говорил абсолютную правду, и рабочие, и сельские жители с радостью во всем соглашались с ним и с его режимом.
Вряд ли было бы интересным и дальше распространяться здесь о законах, регулировавших сельское хозяйство. Несколько раз от руководителей соответствующего отдела НСДАП[10] и управления Reichsnährstand (буквально «имперские кормильцы общества», крестьянское сословие) я получал предостережение о том, что должен держать язык за зубами.
Я понимал, что если стану и дальше продолжать в том же духе, то те, кто держит в руках черные списки, в которых я уже долгое время фигурирую как «склонный к критике элемент», найдут способ избавиться от меня, перекрыть мне кислород[11].
Процедура работала так: сначала – лишение разрешения на управление хозяйством. Затем – конфискация мастерской или фермы. И вот наконец ты уже сидишь в узилище в ожидании суда. А потом тебя ждет отправка в KZ[12], и если тебе повезет, то все кончится очень быстро в результате какого-нибудь подходящего несчастного случая.
Небольшое объявление в газете даст знать выжившим, что некто «Икс» получил несовместимую с жизнью травму, попытавшись совершить подрывной акт или при попытке к бегству.
При таких обстоятельствах поневоле станешь относиться ко всему с покорностью и смирением, дабы избежать неприятностей. До вмешательства властей или судебного разбирательства доходило редко. И в девяти случаях из десяти результат был таким, что незадачливый проситель оставался еще более разочарованным.
Не было ничего необычного и в том, если какая-то безобидная мастерская, выпускающая продукцию гражданского назначения, или, скажем, предприятие по производству колбасы, консервов, обуви, инструмента или запчастей притягивали взгляд кого-то из заслуженных, «почетных» членов партии. И как же тогда ему удавалось заполучить все это? Очень просто. Владелец магазина или его управляющий вдруг без каких-либо на то внятных причин становились объектами расследования. Те, кто занимался таким расследованием, беседовали с сотрудниками или домашними, и при желании всегда можно было найти материалы, свидетельствующие о «нарушениях». Да, в этом был свой порядок, но вряд ли он был законным, так как расследования проводились функционерами Трудового фронта или «уполномоченными трудящихся», которые с помощью хитрых уловок не давали владельцу или его управляющему выполнять свои обязанности, а дальше – смотри сказанное выше. В конце концов, всегда находился подходящий человек для дальнейшего ведения бизнеса. Его либо специально подыскивали, либо он уже какое-то время был наготове, и оставалось только назначить его или передать ему отобранный феод[13].
В подобных ситуациях от адвоката требовалось изрядное мужество, чтобы представлять интересы ограбленного владельца, потому что, как правило, еще в начале судебного разбирательства адвокату давали «знак», что он должен отказаться от данного дела. Обвинение часто проходило по обкатанной процедуре: адвокат был предупрежден, что данное дело имеет под собой чисто политическую подоплеку, а такие вопросы легко переводились в разряд дел, не требующих судебного рассмотрения. Узнав об этом, одни адвокаты «проявляли понимание», другие (которых было немного) пользовались поддержкой и имели хорошие связи с властными структурами, не подверженными коррупции. Обладая связями, хороший адвокат имел возможность одержать верх даже над гаулейтером[14] при условии, что он был хорошо знаком с делом, и в при данных обстоятельствах он имел возможность эффективно действовать.
Ведомство Геринга[15] пользовалось всеобщей известностью и умудрилось до самого конца остаться чистым.
Я приведу здесь всего один пример, поскольку он был типичным и отражал общее положение дел. Мне удалось узнать об этом случае и ознакомиться с ним довольно подробно, так как мы хорошо знали того берлинского адвоката[16].
Обстоятельства были такими же, как описанные выше. Владелец одной из обувных фабрик на западе Германии был арестован и оказался в заключении. Его жене удалось связаться с адвокатом в Берлине, который как ветеран и командир штурмовой группы в войне 1914–1918 годов полностью проигнорировал поданный ему «знак». После того как он лично убедился в
