Адольфо Камински, фальсификатор - Сара Камински
Враги заняли город, выгнали нас с завода, но никаких других изменений в первое время мы не замечали. Война пришла в Вир, но все равно казалась далекой, почти безвредной. Боевых столкновений здесь не было. Чужие войска вошли беспрепятственно. Немецкие солдаты вели себя вполне прилично, безропотно платили за все. Торговцы были счастливы.
Конечно, правительство Виши выпустило первые указы. Нам запретили открывать чековые счета на почте и пользоваться сберегательными книжками. Согласно предписанию от 3 октября 1940 года мы должны были явиться в полицейский участок и зарегистрироваться. Помню до сих пор, как мы с папой отправились туда. В городе нас все знали и уважали благодаря безупречной репутации дядюшки. Дежурный вежливо объяснил папе, что мы не обязаны объявлять себя евреями, коль скоро мы аргентинцы, а не французы. Однако отец стремился во что бы то ни стало выполнить гражданский долг перед Францией безупречно. Я сразу понял, что дежурный не торопился нас регистрировать. И даже тактично намекал: «Хорошо бы вам вернуться домой». Напрасно старался. В конце концов скрепя сердце он все-таки внес в картотеку наши фамилии, имена, даты рождения, адрес. Через несколько дней мы случайно встретились с ним на улице. Он дружески поприветствовал отца и прибавил с хитрой улыбкой:
– Похоже, мсье Камински, я потерял ваши карточки. Может, в печке их сжег случайно, не знаю.
– Значит, завтра я приду к вам и снова зарегистрируюсь!
– Нет-нет, это вовсе не обязательно, что вы!
– Непременно приду, до скорого свидания.
Поневоле нас вновь внесли в картотеку. Зато нашивать шестиконечные звезды папа не стал. Преодолел щепетильность и гордо заявил:
– Раз мы аргентинцы, звезды носить не будем!
И все-таки беды незаметно подкрались к нам. Причем с неожиданной стороны. Однажды в воскресенье заявились супруги Демуа, владельцы местного борделя, в сопровождении немецкого офицера. Пожелали осмотреть наш «прекрасный дом». Дядя Леон действительно им гордился и не заставил себя упрашивать. Они поднялись на второй этаж, заглянули в спальни, и вдруг мы услышали дикий рык возмущенного дядюшки и увидели, как тот мощным пинком под зад спустил с лестницы немецкого офицера… Незваный гость с оглушительным грохотом пересчитал ступени. Уж мне ли не знать каковы дядюшкины пинки! Столкни он вниз Демуа, жену или мужа, я бы лишь посмеялся. Но тут замер в ужасе. Между тем Леон оглушительно орал сверху:
– Устроить бордель?! В моем доме?! Да ни за что на свете!
С тревогой я ожидал ужасных последствий. Но месяц прошел, день за днем, а нас никто не трогал. Как вдруг, поздно вечером прибежали жандармы, два давних друга дяди, причем с немалым риском для себя. В штатском, не в форме. Мы сразу поняли: все пропало!
– Кики, нам велено завтра арестовать тебя. Беги немедленно!
– Куда же мне бежать?
– Куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда!
Дядя и чемоданов паковать не стал. Прихватил самое необходимое и вскочил в ближайший поезд до Парижа.
Недели через две нас опять навестили жандармы. Предупредили маму, что гестапо перехватило ее письмо к брату. Теперь нацисты узнали парижский адрес дяди. Догадываюсь, о чем ты подумала: «Откуда такая беспечность? Как можно доверять почте, переписываться при таких обстоятельствах?» До сих пор и у меня в голове не укладывается. Они просто не осознавали, в какой опасности находятся.
Телефона у нас не было. Настал черед мамы ехать в Париж, чтобы предупредить брата, пока не поздно.
– До свидания, дети, я скоро вернусь. Не задержусь, обещаю.
Жизнь потекла дальше своим чередом. Каждый день приходилось бороться с мелкими бытовыми трудностями. Не хватало буквально всего. Магазины опустели, исчезли даже товары первой необходимости. Доставать продукты становилось все трудней и трудней. В своей химической лаборатории я научился варить мыло, используя карбонат натрия. Делал свечи из парафина – они шли нарасхват, поскольку в городе все чаще отключали электричество. Готовил гуталин. А по специальному заказу аптекаря Бранкура – особое средство от чесотки, что свирепствовала в деревнях. В городе Флер нашелся поставщик, чьи химические удобрения больше никто не покупал. Он бесплатно передал мне сырье, необходимое для производства, и я так же бесплатно раздавал свою продукцию. Как-то раз получил от него чуть ли не тонну денатурированной каменной соли с примесью оксида железа. Кому сейчас нужна такая? Между тем нехватка поваренной соли ощущалась всеми. Нацисты ограничили ее продажу, боясь, как бы крестьяне не засолили и не припрятали свинину вместо того, чтобы сдавать ее для отправки в Германию. Проклятые реквизиции сельскохозяйственной продукции… Я растворил техническую соль в воде и отфильтровал ее. Осадок более тяжелого оксида железа остался на дне. Очищенная соль просохла и вновь кристаллизовалась. Через несколько дней перекристаллизации я добился потрясающих результатов. Но исходной, денатурированной, соли было так много, что я просто раздал ее окрестным жителям, объяснив, как именно фильтровать и сушить. Они охотно взялись за дело и обеспечили себя солью на несколько месяцев. Поэтому голод пришел в Вир чуть позже, чем в другие города.
Я так был занят производством мыла, соли, ваксы, да еще и работой в красильне, что дома почти не бывал. Между тем мама не возвращалась. Спустя две недели после ее отъезда папа и Поль отправились вслед за ней в Париж. Два дня отсутствовали. Приехали и рассказали, что мама подхватила какую-то инфекцию и лежит в столичной больнице. «Болезнь неопасная, не волнуйтесь». И больше не говорили о ней, надолго замолчали.
Слухи о том, что я варю и бесплатно раздаю мыло, мгновенно облетели весь город. Без мытья и стирки особенно страдали женщины. Я развозил на велосипеде свою продукцию из дома в дом и таким образом возобновил знакомство с Дорой, с которой мы когда-то вместе ходили в школу. Бедной девочке пришлось забросить учебу и ухаживать за отцом – ему стало совсем худо. Капитана пиратов я к тому времени уже не боялся. С бывшими коллегами по электромонтажному цеху я тоже поддерживал отношения. Мне по-прежнему особенно нравилась Сесиль. Даже в тяжелые времена она всегда шутила, подбадривала меня. Так что в тот день ее внезапная мрачность меня ошеломила.
– А, это ты… Чинарик хочешь?
– Нет, спасибо, я не курю.
– Стыдись! Ты так и не стал мужчиной… Пора бы научиться. А я, когда хреново, смолю как паровоз…
– А что случилось?
– Еще не слыхал, да?
– О
