Озаренные - Леонид Михайлович Жариков
— Вот это да! — только и сказал Федораев и, не выдержав, пригнувшись, поспешил к гудящему комбайну, подсвечивая себе лампой.
Остальные, укрывшись за стойками, поблескивали во тьме восторженными глазами. Кто-то из шахтеров сказал восхищенно: «Гляди, сама рубит машина... Вот это номер!..»
А комбайн будто слышал людские голоса, гремел, сокрушая крепкий пласт. Следом за машиной оставалась такая чистая почва, точно ее подмели метлой. Прошло пятнадцать-двадцать минут, а машина работала, не чувствуя усталости.
Вдруг снизу, со штрека, тревожно засигналили лампы. Кто-то кричал оттуда:
— Стоп!.. Остановите машину!
— В чем дело?
— Порожняка не хватает. Все вагоны полны.
В лаву пробрался со штрека взволнованный горный мастер.
— Что здесь происходит? Мы не успеваем пустые вагонетки подкатывать.
Секретарь горкома Рубченко обнял Бахмутского.
— Поздравляю, Алексей Иванович, вы создали настоящее чудо.
— Все шахтеры в мире сложатся и поставят тебе золотой памятник! — добавил управляющий трестом.
Корреспонденты газет, забыв про свои блокноты, обступили в забое Бахмутского, пожимали ему руки.
— Это надо же такое придумать, чтобы машина, как живая, сама рубила уголь, — разговаривали между собой рабочие.
В тот же день в Москву полетели телеграммы с чрезвычайным сообщением: первый в мире угольный комбайн нарубил в забое 25 вагонеток угля, заменив собой 12 навальциков, 6 отбойщиков и 2 бурильщиков.
О комбайне Бахмутского заговорили во всех угольных бассейнах страны. Взглянуть на чудо-машину приезжали ученые, шахтерские делегации. Потоком шли письма и телеграммы с поздравлениями. Отовсюду спрашивали, когда начнется серийный выпуск машины, в которой огромная нужда.
Чертежи с комбайна снимали уже потом, когда машина была создана. Эти чертежи рассматривались на Всесоюзном конкурсе, и решением жюри комбайн был отмечен премией. Бахмутский был награжден орденом Ленина.
Всякий успех рождает завистников, являются волокитчики и бюрократы. Комбайн Бахмутского после первого триумфального успеха чьей-то невидимой рукой отодвигался в сторону. Потребовалось семь лет, чтобы окончательная конструкция комбайна Б‑6‑39 получила всеобщее признание и пошла в серию.
Своей победы Бахмутский не дождался. Он погиб при испытании чужого, громоздкого, неуклюжего и малопроизводительного комбайна С‑29, появившегося значительно позднее комбайна Бахмутского и намного обогнавшего его по количеству пробных моделей, на что тратились огромные средства государства.
Владислав Алексеевич Бахмутский рассказал мне подробности трагедии.
— Мне исполнилось восемнадцать лет, когда погиб отец. Случилось это в 1939 году ранней осенью. К тому времени я окончил десятилетку и поступил в Харьковский электротехнический институт. Однако учиться мне не пришлось: подошел срок призыва в армию. Мне хотелось призываться на родине, и я подал заявление директору. Надо было выставить причину для отчисления, и я, сам не зная почему, написал: «В связи с болезнью отца».
Вернулся я домой 23 сентября, в субботу. Следующий день — выходной. Мы сговорились всей семьей пойти в концерт, а с утра на рыбалку, на Донец. Только все вышло иначе... Отцу позвонили из треста и сказали: пришла очередная жалоба от конструктора комбайна С-29. Тот обвинял отца, будто бы он больше заботится о своем комбайне... Нужно знать моего отца. Для него главным было производство, интересы страны. Его добрый характер не мог перенести несправедливости. И он решил спуститься в шахту в воскресенье и лично заняться испытанием чужого комбайна. Мы уговаривали его, чтобы отложил до понедельника. Но он не послушался, позвонил машинисту комбайна, Игоря послал за шофером — у нас к тому времени была легковая машина М‑1, которую подарил отцу лично Серго Орджоникидзе...
Мы, трое братьев, решили проводить отца, сели в машину. Помню, у калитки стояла бабушка Соня и махала нам рукой.
Мы проводили отца. Он спустился в шахту, а мы вернулись. Ждали его к шести, а тут уже скоро семь... Вдруг звонят с шахты: «Ваш отец ранен, приезжайте».
Помчались на шахту, а там сказали — отец в больнице. Пока доехали туда, а ему уже отрезали ногу. Врачи не пускали к отцу, но я упросил. Захожу к нему в палату, сдерживаю слезы, спрашиваю: «Папа, как же это случилось?» А он лежит грязный от угля — плохо его помыли перед операцией, торопились... Лежит он бледный и курит папиросу.
— Вот видишь, сынок, как бывает в жизни... Проводил ты меня в шахту здорового, а сейчас у меня уже нет ноги.
Я спросил, что ему принести из дома. Говорит: «Вареников принеси». Я поспешил домой, потому что там мама была убита горем. Только приехал, а тут опять звонок: «Отец ваш умирает, приезжайте». Когда мы явились, он уже был мертвый. Нам сказали, что его последними словами были: «Никого не вините, я сам во всем виноват».
Уже потом мы узнали, как произошло несчастье. Был он в лаве с машинистом. Отец сидел возле режущей цепи бара, а машинист на другом конце машины, у пульта управления. Что-то надо было подкрутить, и отец попросил машиниста: «Дай ключи». Но тот не расслышал, ему показалось, что отец сказал: «Включи», — и включил мотор. Тут режущей цепью и захватило ногу отцу...
Владислав Алексеевич рассказал о дальнейшей судьбе комбайна, уже после смерти отца. До войны успели изготовить четыре машины. Они прекрасно работали. Любопытно, что в дни оккупации гитлеровцы охотились за комбайнами Бахмутского, настойчиво искали их. Из четырех два были затоплены в шахтах, один спрятан на Никитовской базе. А четвертый все-таки был увезен гитлеровцами в Германию. Ведь это была редчайшая новинка в мировой технике.
...Нет, не затеряется в народной памяти имя Бахмутского, гениального изобретателя из народа, оно живет и будет жить в каждой новой машине, облегчающей нелегкий труд горняка.
ПЕСНИ БОРЬБЫ
Письма в вечность
Жизнь моя песней звучала в народе,
Смерть моя песней борьбы прозвучит
Муса Джалиль
Киев стоит высоко над Днепром. Когда над Лаврой встает солнце, Днепр становится ярко-голубым. Он виден на десятки километров вокруг, и тяжелые мосты, перекинутые с берега на берег, кажутся игрушечными.
Днепр, величественный и гордый, седой от старины и кипящий молодостью! Сколько тысяч лет несет он свои воды по степям Украины! Сколько событий хранят его голубые воды! Сколько сложено песен про его былую славу!
Здесь жили дикие скифы и проплывали варяги на своих раскрашенных лодках. На самой высокой горе стоял грозный бог славян — деревянный
