Озаренные - Леонид Михайлович Жариков

Леонид Жариков

ОЗАРЕННЫЕ

Очерки, портреты, встречи

Ода очерку

Оглядываясь на свой уже немалый опыт работы в литературе, поныне удивляюсь: никогда не думал, что жанр очерка может занять такое важное место в моей творческой биографии. Но именно так произошло. Вот почему хочется осмыслить «историю вопроса» и вступиться за очерковый жанр, я бы сказал, страдающий порой от снисходительного отношения к себе.

Творческому опыту нельзя никого научить, нельзя передать его из рук в руки, потому что в творчестве всегда все заново, все по-своему. В литературной молодости я тоже заблуждался и относился к очерку без особого почтения. Я думал, что задача очерка — разведка темы, что это всего лишь форма подготовительной работы над более «серьезным» произведением — романом, повестью, рассказом, что очерк — попутный, вспомогательный, оперативный жанр, литература второстепенного плана.

По счастью, жизнь вовремя преподала мне урок и заставила иначе относиться к очерковому жанру. Я тогда учился в Литературном институте. По окончании первого курса вместе с другими студентами получил творческую командировку от одного журнала.

О чем писать?

Мы в те славные годы жили героикой революции и гражданской войны. Я вспомнил о трипольской трагедии и решил отправиться по местам минувших событий. Однако в Киеве мне не удалось найти новых материалов. И я пошел по следам легенды. Она и привела меня к синим днепровским далям, на его прибрежные кручи, откуда открывался неоглядный простор и рождалось в душе поэтическое настроение. Очерк получился певучим. Лирический мостик от современности перекинулся к героическим событиям Триполья. От них к письмам погибших комсомольцев. Очерк родился словно из песни. Но он потребовал глубокой работы над словом, долго не давалась лирическая тональность, трудно строилась композиция.

По возвращении в Москву сдал написанное в редакцию. Очерк начисто был забракован. Кто-то из студентов посоветовал послать его в журнал «Новый мир». Я так и сделал, хотя чувство безнадежности не оставляло меня.

Спустя какое-то время в институт на мое имя пришла телеграмма: «Прошу зайти журнал «Новый мир». Ставский».

Терзаемый сомнениями, с робостью, явился в редакцию. Секретарь сразу же пригласила к Ставскому. Глубокие кожаные кресла, огромный письменный стол, а за ним знаменитый Ставский. Он был в простой холщовой паре, в рубашке, вышитой по воротничку. Встретил меня просто, немного сурово, протянул через стол руку и сказал как-то буднично: «Твое стихотворение в прозе мы печатаем». Я решил, что он меня принимает за кого-то другого, поскольку стихов не писал, об этом и сказал ему. Ставский сердито взглянул на меня, показал мой очерк «Письма в вечность» и спросил: «Это твое?» — «Мое». — «Мы будем печатать, а ты приноси еще».

Встреча со Ставским потрясла меня. И не в том была радость, что многострадальный очерк обещали напечатать, а это означало, что я честно отчитаюсь за командировку, а в том, что большой мастер литературы поднял слова моей прозы до высот поэзии. Он открыл мне красоту жанра, заставил задуматься над тем, что очерку не чужды самые высокие художественные изобразительные средства, он зародил во мне чувство великой ответственности за слово, в каком бы жанре литературы оно ни выступало.

Потом начались трудные поиски и открытия. Оказалось, что в очерке должен быть сюжет, четко выверенная композиция, свой стиль и язык. Казалось бы, какой сюжет в очерке? Пиши, как приехал, что увидел, придерживайся фактов и деталей в биографии героев, и все будет хорошо, все перед глазами, все готово — это и есть композиция, и не надо ничего выдумывать, фантазировать, переставлять с места на место, как это до́лжно делать в «свободном» художественном замысле.

Но как быть, если в очерке без выдумки невозможно отсеять нужное от ненужного, значительное от маловажного. Очерк — эпический жанр, и для него характерны лирика и юмор, глубокие обобщения и характеры. Вместе с тем очерк был и остается «рисованием действительности», не копией, а рисунком с нее. Что и говорить: не всякому роману удается стать документом времени. Для очерка это закон. Очерк всегда несет в себе приметы реальности, и они остаются страницами истории. Разумеется, речь идет не об очерках-однодневках или «расширенных» газетных заметках, нередко называемых очерками, а о настоящей работе художника, исполненной ответственности.

И еще: не существует «старых» или «устаревших» очерков. Есть плохие и хорошие. Очерк, посвященный тому или другому событию, новаторству в труде, личной судьбе человека, остается с нами навсегда, ибо методы труда в нашем социалистическом производстве — это ступеньки одной лестницы. Они взаимосвязаны и едины перед лицом времени. Товарищ Л. И. Брежнев назвал наши пятилетки ГЛАВАМИ ОДНОЙ ВЕЛИКОЙ КНИГИ. Ни одной страницы из этой книги не должно быть утеряно, ни одно имя не забыто. Все, что было в наших пятилетках, — это шаги нашей жизни, ступени нелегкого подъема к вершинам трудовых и боевых побед.

Говоря о богатстве изобразительных средств, которыми романист пользуется широко и свободно, в очерке приходилось ограничивать себя, потому что стесняли рамки документальности. Соотношение вымысла и факта — вечный вопрос для очерка, и решается этот вопрос только интуицией художника, степенью его таланта. В очерковом жанре, как нигде, нетерпимы приукрашивания, лакировка, фальсификация. Здесь все должно быть спаяно чувством правды, искренностью и страстью писателя, его взволнованностью. Авторское кредо должно быть выявлено четко: о чем очерк, кого или что он защищает, к чему зовет читателя.

Хорошо теперь осмысливать теоретические положения. Но как трудно было на практике соединить лирику и цифры, описание производственного процесса и картины природы, данные чужой биографии и собственные размышления о жизни. Медленно открывались мне «глубины», «дали» и «тайны» жанра. Порой мучительно долго приходилось искать зачин, первую фразу, чтобы схватить верную тональность. Работа над очерком отнимала куда больше времени, чем «даль свободного романа». Бывало и так, что очерк готов, а концовки нет. И никак не давалась та последняя мысль, которая счастливо заключит все, соединит начало с концом, замкнет в единое целое все события очерка.

С командировкой специального корреспондента «Правды» я объездил многие города страны, и, конечно же, родной Донбасс, побывал в самых отдаленных его уголках, спускался в угольные, соляные, железнодорожные шахты, изучил на практике горное дело, приходилось испытать и опасные ситуации, потому что при самой передовой технике горняцкий труд находится в зависимости от