Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

21/ II, 1926

«Есть верный путь к упрямой петле…»

Есть верный путь к упрямой петлеНа крепко ввинченном крючке,Когда слова перекипелиИ горький вкус на языке.

Жить в золочёной женской рамке,В кольце каких-то сильных рук.Жить для того, чтоб взглядом самкиРассеянно смотреть вокруг.

Ронять слова о ярком счастьеИ рабски отражать в глазахБезумное желанье страсти,Безумный и блаженный страх.

И, тихо опустив ресницы.Изведав тёмные пути,Ушедшей юности молиться,Кому-то говорить: прости!

И дом свой будет неприветлив,Напоминаньем о тоске.Так — верный путь к упрямой петлиНа крепко ввинченном крючке.

И только б смерть всю душу стёрлаВ торжественный и вечный миг,Когда верёвкой стянет горлоИ грубо вытянет язык.

28/ II, 1926

«Какая грустная весна!..»

Какая грустная весна!Мне эта грусть почти приятна.В прямоугольнике окна —Одни бесформенные пятна.

Щекой касаясь косяка,Облокотившись на перила,Гляжу я нынче свысокаНа мир огромный и унылый.

Туман всё шире и темней.Тоска всё глуше и капризней.А за спиной так много дней,Как будто вырванных из жизни.

О, сердце глупое — не плачьИ не стремись к лукавой цели!С меня довольно неудачПоследней глупенькой недели.

6/ III, 1926

«Тогда цвели кудрявые каштаны…»

Тогда цвели кудрявые каштаны,Тогда цвели над выставкой огни,И дымкою весеннего туманаОкутывались солнечные дни.

Я к вам пришла с наивными стихами.Я к вам пришла, как входят в дом чужой,С доверчиво-раскрытыми глазами,С высоко поднятою головой…

6/ III, 1926

«Пусть молодая поэзия…»

Пусть молодая поэзияМягче церковного воска,Вырастет стройно и веселоСветло-зелёной берёзкой.

Не молотом с наковальней,Вымыслом хитрого разума,А колоколенкой дальней,Светлым туманом повязанной.

В жизни унылой и жёсткойЕсть ещё дали раздольные,Листья весенней берёзки,Строки её белоствольные.

Тянутся к небу молитвы,Им отвечают созвездья…— За неспокойные ритмы!— За молодую поэзию!

9/ III, 1926

RUE DES ECOLES («Я люблю эту тихую улицу…»)

Я люблю эту тихую улицу,Уходящую в тихий туман.Не тревожится, не волнуется,Не гнетут большие дома.

Переулочки тёмные, страшные,В них — розетки старинных церквей.А у замка с зубчатыми башнямиТак спокойны глаза детей.

Здесь идёшь разумницей, скромницей,И не знаешь — куда идёшь.Неужели потом не вспомнитсяНикогда эта тихая ложь?

Солнце ласково корчит рожицу,Озирая большие дома.Не волнуется, не тревожится,И туман, голубой туман…

6/ III, 1926

«Там мне запомнился кричащий голос…»

Там мне запомнился кричащий голос,Дым папирос и колкие слова,Как выкрики сплетались и боролись,И как потом кружилась голова.

А за воротами, мигая кротко,Фонарь маячил, и была весна……Ещё мне там запомнилась решёткаВысокого и тёмного окна.

17/ III, 1926

«Дома ждёт меня бессонница…»

Дома ждёт меня бессонница,Сторожит ночную тьму.Ночь молитвенно наклонитсяК изголовью моему.На подушке лягут волосыРазмотавшейся косы.Ночь прорвут железным голосомГде-то бьющие часы.

Будут тени тихо корчиться,Подползёт туман к окну.Буду медленно ворочаться,Вслушиваться в темноту.Думать: «Вот, мол, завтра пятница,Ехать в город, а потом…»И обои затуманятсяНад нависшим потолком.

А когда у неба мглистогоЛуч протянет лезвиё —Прокляну в стихах неистовыхОдиночество своё.

19/ III, 1926

«Я буду письма писать…»

Я буду письма писатьПро вещую пустоту.Их некому отсылать,И я их сама прочту.

Я выйду навстречу тому,Кого в этой жизни нетИ зубы до боли сожму —Не по моей вине.

Перелистаю тетрадь —Недлинный, пройденный путь,И буду упрямо ждатьКого-то, кого-нибудь.

И, подавляя грусть,Которой пьяным-пьяна,Застенчиво улыбнусьИ тихо скажу: «Одна!»

21/ III, 1926

«Я в сумерках синих зажгу свечу…»

Я в сумерках синих зажгу свечуИ резким движеньем её потушу.Не жалости я хочу.Не милостыни прошу.

Я помню только мой вчерашний сон,Я помню только мой вчерашний плач,И бледный, лиловый фонНад силуэтом дач.

Я буду думать о себе одной.Ночь бросит тени на моё плечо…Не говори со мной.Не спрашивай ни о чём.

21/ III, 1926

Простенькое («Было это в мае…»)

Было это в мае.Дождик падал с крыши:И сама не знаю,Как всё это вышло.

Разлеталась жалостьКорабельной сажей.Ну, и как прощалось —Вам и не расскажешь.

Вы не знали ветер,Небо рвущий в клочья,Стон тысячелетийАвгустовской ночью.

Солнечные пятнаВ летний полдень жаркий.Вам ведь непонятныСерые бараки.

Я бы рассказалаПро далёкий лагерь,Про тоску шакалов,Воющих в овраге.

О головках лилий,О тревожной скуке,Как собаки вылиУтром на побудке.

Как синело мореИ дразнили дали,Как играли зорю,Как отбой играли.

И о том, как малоВ жизни было силы.Всё бы рассказала,Да сама забыла.

24/ III, 1926