Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4

— Моя единственная страсть в этом мире, дорогой мэтр — слава этой святой Республики и постоянное подчинение ее законам; всегда внимательно следить за выходками мошенников, чьим занятием является обкрадывать и посягать на права своего повелителя и укрывать в тайне свои выходки, и я стараюсь раскрывать их секреты и всегда сообщаю Мессеру Гранде все, что могу раскрыть; правда, мне всегда платят, но деньги, что мне дают, никогда не доставляют мне такого удовольствия, как то удовлетворение, которое я ощущаю, оказываясь полезным славному евангелисту Св. Марку. Я всегда смеюсь над предрассудками тех, кто вкладывает дурной смысл в понятие «шпион»; это имя звучит дурно лишь для ушей тех, кто не любит правительства, потому что шпион это не что иное как друг блага для государства, бич для преступников и верный слуга своего господина. Когда дело идет о том, чтобы пробудить мое рвение, чувство дружбы, которое обладает какой-то силой для других, ничего не значит для меня, и еще менее того то, что называют благодарностью, и я часто клянусь таиться, чтобы выведать важный секрет, который, узнав, докладываю пунктуально, заверяя при этом своего духовника, что мне не в чем каяться, не только потому, что и не собирался выполнять обет безмолвия, но и потому, что, действуя в интересах общественной пользы, я соблюдаю присягу. Я чувствую, что, раб своего долга, я предам и своего отца, и готов предать саму природу.

Вот уже три недели, как я наблюдаю на Изола, маленьком острове, где я живу, за серьезным заговором между четырьмя или пятью важными персонами города, за которыми знаю недовольство правительством по поводу захваченной и конфискованной контрабанды, за которую главные должны были поплатиться тюрьмой. Первый капеллан прихода, рожденный подданным Королевы-императрицы, входил в этот заговор, тайну которого я собрался раскрыть. Эти люди встречались по вечерам в комнате кабаре, где была кровать; выпив и поговорив, они расходились. Однажды, застав комнату открытой и пустой, я, будучи уверен, что меня не заметили, храбро решил спрятаться под кроватью. К вечеру мои люди пришли и стали говорить о городе Изолы , который, как они говорили, находится не под юрисдикцией Св. Марка, а под руководством Триеста, потому что он никак не может рассматриваться как часть венецианской Истрии. Капеллан сказал главе заговора, которого звали Пьетро Паоло , что если он хочет подписать письмо, и если остальные тоже хотят это сделать, он лично пойдет к имперскому послу, и что императрица не только завладеет городом, но и вознаградит их. Все сказали капеллану, что готовы, и он взялся принести завтра письмо и отнести его отсюда послу. Я решил развеять в дым этот бесславный проект, хотя один из заговорщиков был моим кумом через Св. Иоанна, в духовном родстве, что для меня нерушимо и более свято, чем если бы он был мой родной брат.

После их ухода я имел полную возможность убежать, решив, что бесполезно подвергать себя новому риску, прячась назавтра снова под той же кроватью. Я выяснил достаточно. Я отплыл в полночь на корабле и на другой день ближе к полудню был уже здесь, записал имена шестерых мятежников и отнес секретарю Государственных Инквизиторов, рассказав им о факте. Он приказал мне явиться на другой день рано к Мессеру , который даст мне человека, с которым я отправлюсь на Изолу , чтобы указать ему на личность капеллана, который, очевидно, еще не уехал, и после этого я не должен больше ни во что вмешиваться. Я выполнил его приказ. Мессер мне дал человека, я проводил его на Изолу , показал капеллана и ушел по своим делам.

После обеда мой кум по Св. Иоанну позвал меня, чтобы побриться, потому что я брадобрей. После того, как я его побрил, он дал мне стакан превосходного рефоско и несколько кусков колбасы с чесноком и дружески выпил со мной. Моей душой овладело чувство симпатии к куму, я взял его за руку и, плача, от всего сердца посоветовал отринуть знакомство с капелланом, и особенно воздержаться от подписания известного ему письма; тогда он сказал мне, что он не более друг капеллану, чем кто-нибудь другой, и поклялся, что не знает, о каком письме я хочу с ним говорить. Я рассмеялся, сказал, что я просто болтаю, и ушел от него, раскаявшись, что послушался голоса своего сердца.

На следующий день я не увидел ни того человека, ни капеллана, и через восемь дней покинул Изолу, направившись сюда. Я пошел сделать визит Мессеру Гранде, который, не долго думая, велел меня арестовать, и вот я здесь, вместе с вами, дорогой мэтр. Я благодарю Св. Франциска, что оказался в обществе доброго христианина, который оказался здесь по причинам, которые я не хочу знать, потому что я не любопытен. Меня зовут Сорадачи, моя жена Легренци, дочь секретаря Совета Десяти, который, смеясь над предрассудками, решил нас поженить. Она будет в отчаянии, не зная, что со мной приключилось, но я надеюсь, что останусь здесь лишь на несколько дней; я остаюсь здесь лишь для удобства Секретаря, который непременно захочет меня допросить.

После этого бесстыдного рассказа, который разъяснил мне, с какого сорта монстром я имею дело, я притворился, что он мне понравился, и, воздав хвалы его патриотизму, предсказал ему, что буду свободен через немного дней. Через полчаса он заснул, и я все описал отцу Бальби, внушив ему необходимость приостановить нашу работу, чтобы дождаться благоприятного случая. На другой день я заказал Лорену купить мне деревянное распятие, эстамп Святой Девы и принести флакон святой воды. Сорадачи спросил у него свои десять су, и Лорен с пренебрежением дал ему двадцать. Я сказал Лорену принести мне в четыре раза больше вина и принести чесноку, поскольку он оказался лакомством для моего товарища. После его ухода я незаметно вытащил из книги письмо отца Бальби, в котором он расписал мне свой испуг. Он вернулся в свою камеру скорее мертвый, чем живой, и быстренько поместил эстамп на дыру. Он размышлял о том, что если Лорен решит переместить Сорадачи из моей камеры в его чердак, то все пропало. Тот увидит, что его нет в камере и увидит отверстие.

Рассказ Сорадачи о своих делах дал мне понять, что его наверняка должны подвергнуть допросам, потому что Секретарь должен был велеть его арестовать только из-за подозрения в клевете или из-за неясности в докладе. Я решил доверить ему два письма, которые, если он отнесет их тем, кому они адресованы, не принесут им ни пользы, ни вреда, а мне будут полезны, если предатель отдаст их Секретарю, чтобы доказать ему свою верность. Я потратил два часа на написание карандашом этих писем. На другой день Лорен принес мне распятие, образ Девы, бутылку святой воды и все, что я ему заказывал.