Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6

Джованни Казанова

История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6

Глава I

Портрет так называемой графини Пикколомини. Ссора, дуэль. Я снова вижусь с Эстер и ее отцом г-ном Д.О. Эстер увлечена кабалой. Фальшивый вексель Пикколомини; последствия. Я ограблен и подвергаюсь опасности быть убитым. Оргия с двумя падуанками, последствия. Я раскрываю большой секрет Эстер. Я раскрываю мошенничество Сен-Жермена; его бегство. Манон Баллетти мне неверна; письмо, которое она мне написала, чтобы объявить о своем замужестве; мое отчаяние. Эстер проводит день со мной. Мой портрет и мои письма к Манон попадают в руки Эстер. Я провожу день с этой очаровательной особой. Мы заводим разговор о браке.

Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.

У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно.

М-м Пикколомини мне не нравилась, но после обеда я тем не менее поднялся в ее комнату вместе со всей компанией. Граф сел играть в вист, а Уолпол составил партию в премьер с графиней, которая мошенничала в игре. Он смеялся, не обращая на это внимания, и платил. Он покинул игру, потеряв около пятидесяти дукатов, и дама попросила отвести ее в комедию. Она оставила мужа, увлеченного партией в вист. Я также пошел в театр.

Я встретил в партере графа Тёт, брата того, которого пребывание в Константинополе сделало знаменитым. Он сказал, что выехал из Франции, чтобы драться с неким человеком, который посмеялся над тем, что не нашел его в битве при Миндене, поскольку тот якобы опоздал присоединиться к своему корпусу. Он доказал ему свою отвагу, нанеся удар шпагой. Он сказал мне, что у него нет денег, и я открыл для него свой кошелек; он открыл для меня свой, пять лет спустя, в Петербурге. Видя, что я болтаю с итальянской графиней, он сказал, что ее муж трус, на что я ему не ответил.

После комедии я вернулся в гостиницу. Сомелье сказал, что принц Пикколомини поспешно уехал со своим слугой и маленьким чемоданом. Мгновенье спустя пришла его жена, ее служанка сказала ей что-то на ухо, и она заявила, что муж поехал драться, и что это происходит часто. Она снова пригласила меня к ужину, вместе с Уолполом, и ела с большим аппетитом. Во время десерта англичанин, который играл в вист с Пикколомини, поднялся и рассказал Уолполу, что итальянский граф, уличенный в жульничестве, опроверг обвинение англичанина, своего партнера, который упрекнул его в этом, и они оба вышли. Час спустя англичанин вернулся в «Английский парламент», где он остановился, раненный в предплечье и в плечо. Дело было пустяковое. Я пошел спать.

На следующий день, пообедав у графа д'Аффри, я вернулся в гостиницу и получил письмо от графа Пиколломини, отправленное экспрессом, со вложенным в него другим, адресованным его жене. Он просил проводить ее к нему в Амстердам, в «Город Лион», где он остановился, передав ей также и письмо для нее. Он интересовался, как чувствует себя англичанин, которого он ранил. Поручение, которым он меня нагрузил, меня рассмешило, поскольку я не чувствовал в себе никакого желания его выполнять. Я направился передать письмо мадам, которая пребывала еще в кровати, играя в карты с Уолполом. Едва прочтя письмо, она сказала, что может ехать только завтра, и сказала, в котором часу. Я ответил, что мои дела лишают меня чести ей послужить, и г-н Уолпол, которому объяснили, о чем речь, предложил меня заменить. Она согласилась, и они назначили свой отъезд на завтра, после обеда, чтобы переночевать в Лейдене. Так и было проделано, но вот что случилось со мной.

На другой день после этого отъезда, я сидел за столом со всеми остальными и с двумя французами, только что прибывшими. Поев супу, один из этих французов говорит, что известный Казанова должен быть в Голландии. Другой отвечает, что было бы неплохо встретить его, чтобы получить от него важное объяснение. Поскольку я был уверен, что никогда не имел дела с этим человеком, кровь бросилась мне в голову, но я овладел собой. Я кротко спросил, знаком ли он с Казановой.

— По правде говоря, я с ним знаком, — ответил он тоном превосходства, который и сам по себе неприятен.

— Вы с ним незнакомы, — говорю я сухо, — потому что Казанова это я.

Нимало не смутившись и даже тоном превосходства, он говорит, что я ошибаюсь, если думаю, что я единственный в мире человек с именем Казанова.

Этот ответ показал, что я неправ, и я должен был сдержаться; однако решил, в свое время и в своем месте, взяв его за жилетку, заставить найти мне в Голландии другого возможного Казанову, отвечающего описанию. Я терпел, слушая и кусая губы, этого глупого типа, с которым мне хотелось что-нибудь сделать прямо за столом, перед офицерами, которые, понимая всю силу слов этого короткого диалога, могли заподозрить меня в малодушии. Наглец, в ожидании, злоупотребляя ситуацией и пользуясь своей мнимой победой, болтал обо всем вкривь и вкось. Он разболтался до того, что стал спрашивать, из какой я страны, и я счел необходимым сказать, что я венецианец.

— Значит, добрый друг французов, поскольку ваша республика находится под покровительством Франции.

Мое дурное настроение не позволило мне засмеяться. Я ответил ему тоном, к которому прибегают, когда хотят дать почувствовать кому-либо, что он жалок, что моя республика не имеет и никогда не имела потребности в покровительстве ни Франции, ни какой-либо другой суверенной страны во все тринадцать веков своего существования.

— Теперь вы мне ответите, чтобы замаскировать свое невежество, — сказал я, — что в мире есть две республики Венеции?

Последовавший взрыв смеха вернул меня к жизни и заставил замолчать легковесного наглеца, но его злой гений заставил его снова заговорить за десертом. Разговор зашел о графе д'Альбемарль. Англичане в похвалу ему сказали, что если бы он был жив, Франция и Англия сейчас бы не воевали. Другой хвалил его любовницу Лолотту. Я сказал, что познакомился с ней у герцогини де Фульви, и что никто более ее не был достоин стать графиней д'Эрувиль; граф д'Эрувиль, генерал-лейтенант и образованный человек, только что женился на ней. Но едва я произнес эти слова, француз, со смехом глядя на меня, сказал, что провел с ней ночь в борделе «Ла Пари».