Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева - Анна Александровна Матвеева
Война Нади – вечные скитания по Франции и постоянный страх быть раскрытой. В Сульбруа явились полицейские из Туара, котором было предписано доставить в участок «блондинку из Парижа», – Надя с Вандой еле-еле успели улизнуть. И снова Париж. Опять листовки, а теперь ещё и новое поручение – обеспечивать одеждой и едой тех, кто сбежал из фашистского плена. Собирали продукты и одежду по знакомым, отвозили в мастерскую к одному скульптору – он разрешил использовать помещение как склад.
И опять сообщение: её ищут, в городе оставаться нельзя, приказ – покинуть Париж. Очередной подъём на рассвете, заспанная Ванда, какие-то вещи, наспех связанные в узел… В деревеньке Мозе-сюр-Туа их застала радостная весть об освобождении Франции.
Но Надина война на этом не закончилась. При Ассоциации друзей СССР начал работать Союз помощи бывшим военнопленным – и он стал ещё одним местом приложения Надиных сил. Она обладала каким-то сверхъестественным запасом энергии, бешеным жизненным темпераментом, которому большинство художников находят применение в искусстве.
В Париж из Москвы прибыл генерал Василий Драгун, занимавшийся делами советских пленных. Надя тут же связалась с ним, стала спрашивать: чем помочь? Многим требовалось срочное лечение – люди прошли через плен, пытки, концлагеря. Надя договорилась с госпиталем, нашла решение проблемы за пару часов. Восхищённый генерал сказал: «Где не пройдёт “катюша”, надо послать Надюшу!»
Союзу нужны были деньги – на то же самое лечение, усиленное питание, одежду для бывших пленных. От лица французской компартии организовали выставку художников – участников Сопротивления, выручили от продажи работ какие-то средства, но их было мало. Тогда Надя решила продать с аукциона единственную свою ценность – подаренную ещё перед войной картину Леже. Он сделал для неё натюрморт: часы на красном фоне. Подарок был с намёком – Надя уж слишком часто всюду опаздывала, постоянно куда-то торопилась и такой, к слову сказать, осталась до последних лет жизни.
Продаст натюрморт, ничего, Леже поймёт и одобрит. Но и этого мало! Надя обратилась с просьбой к Пикассо – предоставить для аукциона картину. «Мадам, – сказал Пикассо, – берите сколько угодно!» Она выбрала три работы и прямо из мастерской Пабло помчалась к Жоржу Браку. Тот встретил её не так приветливо, но картину всё-таки дал. Теперь – к секретарю Анри Матисса, Лидии Делекторской… Несколько дней Надя носилась по Парижу, навещала художников, маршанов, коллекционеров. 150 картин собрала она для аукциона, выручка составила три миллиона франков – половина пошла на нужды советских военнопленных, другую часть отдали Красному Кресту.
И только после этого Надя почувствовала, что война действительно кончилась. Что можно вернуться к искусству, к мирной жизни – и к строительству коммунизма, в который Надя верила теперь свято, как в Господа Бога. Совершала в его честь самые разные подвиги. К десятому съезду французской компартии, назначенному на июнь 1945 года, нужно было написать портрет Мориса Тореза и других членов ЦК. Общее количество – 20 штук, времени нет, но предложение заменить портреты фотографиями, высказанное кем-то явно разумным, но не романтичным, Надя отвергла. Сделала сколько-то портретов гуашью и, вечно недовольная собой, повезла их в мастерскую Пикассо – посоветоваться. Пикассо сказал, что Надя идёт верным путем, похвалил, благословил – и даже попросил высказать мнение о его новых картинах. После такой поддержки ничего не оставалось, как закончить работу, – а потом уже Надины гуаши увеличивали до нужных размеров другие художники. Успели.
Надя была талантливой портретисткой, верно передавала сходство, но не приносила ему в жертву свой взгляд, взгляд художника. Гуашь вскоре сменится мозаикой, в которой Надя добилась выдающихся результатов – её мозаичные портреты известных личностей, от Маяковского до Гагарина, увидят и в Москве, и в Минске, и в Свердловске. Будут у неё и парижские выставки – сначала под псевдонимом Надя Петрова, а потом и под настоящим именем. Она писала портреты, натюрморты (в одном из них, с открытой книгой, есть цитата из Фернана Леже на русском языке), агитки… Сделала портрет Ванды в образе Марианны – он украсил вход в мэрию Монружа. И чем больше она работала, тем лучше понимала творчество Леже – что он хочет сказать людям, для чего пишет, почему его картины именно такие… Её собственные работы явственно перекликались с холстами мэтра – так она нашла себе место в его тени. И с нетерпением ждала возвращения Фернана из Америки.
Леже приезжает в Париж в декабре 1945 года – и почти сразу же вступает в компартию Франции.
Жена
Когда учитель и его ассистентка увиделись после долгой разлуки, то не могли наговориться – каждый рассказывал о том, что ему довелось пережить в эти годы. Встретились они как близкие друзья. Или не просто друзья? Между Надей и Фернаном – 23 года разницы. Расцвет, молодость позади не только у Леже, но и у его верной помощницы. Наде – 42. Наверняка бывали у неё за эти годы увлечения, романы – в воспоминаниях, надиктованных для книги Любови Дубенской, приводится имя некого Поля, и тут же оговорка: «…жил другой моралью. Не могла стерпеть. Ушла». У Нади было крепкое крестьянское воспитание, как, впрочем, и у Леже. Встречаешь своего человека – значит, живёшь с ним, не предавая.
Трудно поверить в то, что Надя, будучи ассистенткой, помощницей, единомышленницей и натурщицей Леже, ни разу за всё это время не видела Жанну. Но в мемуарах об их знакомстве или каких-то встречах – молчок.
Позировать Надя не любила, соглашалась на это с большой неохотой. Но её портреты[136], сделанные Леже, говорили о сильном чувстве, которое художник к ней испытывал. «Портрет Нади с цветком» (1948, ГМИИ им.
