Моя Америка - Шерман Адамс
Вскоре мы приехали в Вашингтон. Я всегда буду помнить этот город, но не как столицу «свободного демократического западного мира», а как место, где исчезло разделение между белыми и черными. Полагаю, что вокзал «Юнион стейшн» в Вашингтоне является одним из семи чудес света, наравне с Тадж-Махалом и египетскими пирамидами. Для меня он был первым местом в мире, где я мог сидеть рядом с белым человеком, и этого я никогда не забуду.
Я пристально смотрел на белых людей, рядом с которыми мы сидели. Мама ударила меня по рукам и сказала:
— Не смотри в рот белым, когда они разговаривают!
Но я не мог оторвать от них взгляда. В штате Джорджия, где висели таблички «только для белых» и «только для черных», мы не могли сидеть так близко к белым. И теперь я испытывал странное чувство.
Вскоре из громкоговорителя донеслось, что отправляется экспресс в Нью-Йорк. Поздно вечером мы припыли на конечную станцию нашего пути — Хартфорд в штате Коннектикут.
Хартфорд расположен в 200 километрах от Нью-Йорка и примерно на таком же расстоянии от Бостона. Эта часть США называется Новая Англия, и города в штате Коннектикут носят соответствующие
названия — Нью-Лондон, Нью-Британ, Бристоль, Виндзор и т. д. В Хартфорде функционирует страховая контора и 400 других частных капиталистических учреждений и предприятий. В этом промышленном городе с населением более 350 тысяч человек находятся такие предприятия, как «Ундервуд», «Ройял» — два завода пишущих машинок, предприятие по производству двигателей для самолетов, принадлежащее семейству Уитни, — «Юнайтед эйркрафт», фабрики стрелкового оружия «Кольт и Винчестер» и много других фабрик и заводов.
Мы жили в районе для черных в северной части города на Саффилд-стрит, 95. Контора социального страхования заставила тетушку Рли переехать сюда с маленьким сыном, когда из-за болезни она не могла больше работать. Здесь же поселились мои братья по отцу со своей матерью. Это было ужасное место во всех отношениях. Старые дома походили на развалившиеся хибарки из фильмов ужасов. Крыши большинства из них протекали. Еда готовилась на нефтяной плите. Дрова и нефть хранились в подвале. Двор был захламлен грязными бутылками и битым стеклом, тротуары разворочены, и детям приходилось играть рядом с мусорными баками.
В темных подворотнях собирались алкоголики и распивали красное вино или виски. На углу Саффилд-стрит и Бельвью-стрит находились два продовольственных магазина, открытых евреями, два магазина, принадлежавших цветным, обувная лавка, винно-водочный магазин и две церкви, расположенные друг против друга.
Рядом с нашим домом стоял еще один дом с таким же кирпичным фасадом. Там жил некто Артур. Огромные белые полицейские с пистолетами в руках бегали по улице в поисках спекулянтов лотерейными билетами или Артура тот всегда вечно во что-нибудь вмешивался, и поэтому ему приходилось держаться наготове, чтобы в любой момент сбежать. Сперва он бегал от сторожа в колонии, затем от военной полиции и, наконец, от полиции штата. Эти гонки сопровождались перестрелкой и кровопролитием.
Еще один дом по соседству, на Саффилд-стрит, 97/99, я считал одним из самых плохих на улице. Там всегда кто-то бил женщину.
В том доме жила цветная Этель, которая подделывала лотерейные билеты и пользовалась влиянием в гетто благодаря тому, что являлась председателем отделения демократов нашего района. В ходе выборов она всегда распространяла брошюры и организовывала бесплатные поездки к местам для голосования, сначала за президента Трумэна, затем Стивенсона и Кеннеди. Этель имела власть и знала об этом. Ее никогда не арестовывали за азартные игры или за подделку
лотерейных билетов. Но ее сыновья постоянно сидели то в исправительных колониях, то в тюрьмах. Сначала за кражи, а затем за героин.
Вспоминаю одного парня по имени Боб Мартин, который жил с родителями в квартире № 101. Боба всегда, как и меня, били другие мальчишки. Мы с ним никогда не давали сдачи. Хотя он для своего возраста был крупным, он всегда начинал плакать, когда его били. Боб перестал ходить в школу и прятался на грязных чердаках. Родители пристроили его в школу для слабоумных, где он провел годы своей юности. Шла война во Вьетнаме, в армии царил полный развал. Боб оказался подходящим для этой армии. Но он ее покинул и уехал в Швецию, где заявил, что является американским дезертиром из Вьетнама.
Несколько лет спустя в шведских газетах можно было прочитать об ужасном убийстве, совершенном американским дезертиром в Швеции. Он набросился на одного финна и бил его в течение 25 минут бейсбольной битой. Это был Боб Мартин с Саффилд-стрит. Он провел год в шведской психиатрической больнице, а затем был выслан в потерянную для него Америку.
На чаще всего парни моего поколения умирали не от пуль и ножей, а от невыносимой грязи и паразитов в наших лачугах. Их было особенно много на Саффилд-стрит, и оставалось только одно средство уничтожить их — дезинфекция всего дома от чердака до подвала. Насколько я помню, такую дезинфекцию делали в доме только один раз, да и то хозяин заставил нас ее оплатить. Мы стояли и радовались, когда дохлых крыс выбрасывали на улицу.
От крыс невозможно было избавиться, хотя мои родственники предпринимали все меры, чтобы уничтожить их. Октавия закрывала крысиные норы жестянками, но это не помогало. Тетушка Рли принесла однажды с работы двух кошек, а мы положили в крысоловки куски сыра. Но крысы были такими большими, что уносили сыр вместе с крысоловками.
Дом был заполнен тараканами. На стенах и потолке туалета зияли дыры. Октавия не раз просила хозяина сделать ремонт, но тот всегда отвечал, что это стоит очень дорого. Зато нам приходилось вносить высокую плату за наше жилище, в котором до нас проживали евреи, итальянцы и бедные пуэрториканцы.
Субботний вечер на Саффилд-стрит для многих начинался с миссис Эммы. Это была смуглая, хрупкая женщина с кучерявыми волосами. Она вместе с итальянками и польками работала на табачном складе. Туда же устроилась вместе с Эммой и тетя
