Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!

Стив Сем-Сандберг

Отдайте мне ваших детей!

Меморандум

Лодзь, 10 декабря 1939 года

Конфиденциально

Гриф «Секретно»

На сегодняшний день в городе Лодзь проживают предположительно 320 000 евреев. Вывезти их из города единовременно не представляется возможным. Исследование, проведенное соответствующими органами власти, показало: заключить всех евреев в одно гетто также невозможно. На данный момент вопрос решен следующим образом:

1) Евреев, проживающих к северу от линии, образуемой улицами 11 Ноября, Поморская и площадью Свободы, поместить в закрытое гетто, чтобы, во-первых, освободить от евреев немецкий центр в районе площади Свободы (Plac Wolności) и, во-вторых, включить в территорию гетто северные части города, населенные исключительно евреями.

2) Трудоспособных евреев, проживающих в прочих районах Лодзи, объединить в рабочие бригады и поселить в бараках, где содержать под строгим надзором.

За подготовку и выполнение плана отвечает штаб, состоящий из представителей следующих организаций:

1. НСДАП [Немецкой национал-социалистической рабочей партии];

2. Окружного правления г. Калиш (лодзинский представитель);

3. Жилищного отдела, отдела трудоустройства и отдела здравоохранения города Лодзь;

4. Полиции;

5. Службы безопасности;

6. Подразделений «Мертвая голова» [СС];

7. Промышленных и торговых предприятий;

8. Финансовых учреждений;

Кроме того, предварительно следует предпринять следующее:

1) Определить перечень мер, необходимых для огораживания улиц, баррикадирования входов и выходов из зданий, и т. д.

2) Определить перечень мер, необходимых для размещения часовых у внешней границы гетто.

3) Городской канцелярии — обеспечить материал для постройки заграждений.

4) Принять меры, необходимые для охраны здоровья в гетто — особенно для предотвращения эпидемий. Обеспечить гетто лекарствами и медицинским оборудованием.

5) Разработать правила вывоза из гетто мусора и содержимого выгребных ям, а также перевозку трупов на еврейское кладбище (или создать такое кладбище в пределах гетто).

6) Заготовить для гетто необходимое количество топлива.

Как только все перечисленное будет исполнено, я объявлю день создания гетто; к указанному дню охранники должны находиться на обозначенных ранее границах, а улицы следует перегородить колючей проволокой и другими заграждениями. Следует также заложить выходящие на улицу окна домов или по-иному отгородить гетто от внешнего мира. В самом гетто организовать самоуправление (юденрат, староста евреев).

Отдел продовольствия города Лодзь должен снабжать гетто продуктами и топливом, которые будут доставляться в специально определенные места для передачи еврейской администрации. Поставка продуктов и топлива производится только в том случае, если гетто может платить за них товарами, текстилем и подобным. Таким образом мы сможем изъять у евреев все захваченные ими ценности.

Одновременно с учреждением гетто или сразу после того следует тщательно обследовать прочие части города и перевезти в гетто всех трудоспособных евреев. Из трудоспособных составить рабочие бригады и разместить их в охраняемых бараках, построенных и содержащихся городскими властями и полицией безопасности.

Заключение, следующее из вышеизложенного. Рабочие бригады составляются из евреев, проживающих вне гетто. В случае болезни или потери трудоспособности размещенные в бараках переводятся в гетто. В гетто евреи, сохранившие трудоспособность, должны выполнять всю необходимую работу. Позже я решу, перемещать ли трудоспособных евреев из гетто в рабочие бараки.

Разумеется, создание гетто едва ли является достаточной мерой. Я оставляю за собой право решать, когда и каким образом город Лодзь будет очищен от евреев. Наша окончательная цель — выжечь эту гнойную заразу раз и навсегда.

Пролог

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ

(1–4 сентября 1942 года)

Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости.

~~~

В тот день, навсегда оставшийся в памяти гетто, председатель объявил: у него нет выбора, он вынужден согласиться на депортацию детей и стариков. Накануне вечером председатель сидел в конторе на площади Балут и ждал, что высшие силы вмешаются и спасут его. Ему уже пришлось выслать из гетто больных. Теперь настала очередь стариков и детей. Господин Нефталин, за несколько часов до этого распорядившийся собрать комиссию еще раз, заверил, что все списки будут готовы и переданы в гестапо самое позднее около полуночи. Как объяснить людям, сколь чудовищна эта потеря для него самого? Шестьдесят лет прожил я — и ни разу не удостоился счастья стать отцом; а теперь власти требуют, чтобы я принес в жертву всех моих детей.

Догадывался ли кто-нибудь, что он пережил за этот час?

(«Что я скажу людям?» — спросил он доктора Миллера, когда комиссия совещалась после обеда. Доктор Миллер склонил голову, а сидевший рядом судья Якобсон заглянул председателю глубоко в глаза, и оба ответили:

«Скажите правду. Если нет иного выхода, вам придется сказать им правду».

Но откуда взяться Правде, если нет Закона, и откуда взяться Закону, если нет больше мира?)

Голоса умирающих детей гулко звучали в голове. Председатель потянулся за пиджаком, который госпожа Фукс повесила на крючок в стене, повертел ключом в замочной скважине; не успел он открыть дверь, как голоса снова оглушили его. Но за дверью конторы не было ни Закона, ни Мира; остался только его личный штаб — полдюжины одуревших от недосыпа канцеляристов и неутомимая госпожа Фукс: стоит в отдалении, как всегда опрятно одетая — свежевыглаженная блузка в сине-белую полоску, прическа с шиньоном.

Он произнес:

— Если бы Бог желал гибели этому — своему последнему — городу, он сказал бы мне об этом. Или хотя бы подал знак.

Но члены штаба лишь непонимающе уставились на него:

— Господин председатель, мы опаздываем уже на час.

Солнце было таким, как всегда в месяце элюль, солнце, подобное подступающему Судному дню, солнце, тысячью лучей прожигающее кожу. Небо тяжелое, как свинец, без малейшего облачного пятнышка. Толпа в полторы тысячи человек собралась во дворе пожарной части. Председатель часто произносил здесь речи. Люди приходили послушать его из любопытства. Они приходили и слушали речи председателя о его планах на будущее, о поставках продуктов, о том, какая работа их ждет. Но людей, собравшихся здесь сегодня, привело не любопытство. Любопытства едва ли достаточно, чтобы заставить человека покинуть очередь за картошкой, раздаточный пункт и идти до самой площади перед пожарной частью. Пришли не за новостями; люди пришли, чтобы услышать, что им выпадет: дозволение еще пожить или — Господи, не допусти! — смертный приговор. Отцы и матери пришли выслушать, какая судьба ждет их детей. Старики собрали последние силы, чтобы услышать, какая участь уготована им. Больше всего здесь было стариков — они опирались на палки, сыновья и дочери держали их под руки. Было много молодых, крепко прижимавших к себе детей. И самих детей.

Полторы тысячи человек собрались на площади — все со склоненными головами, с искаженными горем лицами, с опухшими глазами, рыдающие. Город ждал своего председателя и своей гибели.

В тот день всё гетто было на ногах.

Хотя телохранителям и удалось держать большую часть черни на расстоянии, какие-то ухмыляющиеся мальчишки все же сумели вскочить на запятки коляски. Он потянулся назад, к откинутому верху, но не смог достать их своей тростью. Злые языки без устали твердили у него за спиной: с ним покончено, никакой он больше не презес.[1] Поговаривали, что он был ложным шофетом, принимавшим неверные решения, эвед хагерманим, который и не помышлял о благе народа, а хлопотал лишь о власти и собственной выгоде.

Но он заботился только о благе гетто.

«Господи, Господи, для чего ты обрек меня на это?» — думал он.

Впереди, у двора пожарной части, под жгучим солнцем стояла толпа людей. Должно быть, люди эти были здесь уже несколько часов. Едва увидев телохранителей, они бросились на председателя, словно стая бешеных псов. Полицейские растянулась цепью; они пустили в ход дубинки, чтобы отогнать толпу. Но толку оказалось мало. Перекошенные лица продолжали маячить над плечами полицейских.