Противостояние президенту США. Откровения бывшей помощницы Байдена - Тара Рид
Я поговорила с Луизой Годболд, исполнительным директором и основателем компании Echo Training[11]. Луиза также нарушила молчание, рассказав о Харви Вайнштейне. Лу, как все ее называли, недавно снялась в документальном фильме о Харви Вайнштейне, повествующем о ее опыте общения с ним и пережитой травме.
– Тара, это Лу. Как ты сегодня? – английский акцент Лу, милый и нежный, успокоил мои расшатанные нервы.
– Привет! Я не очень хорошо себя чувствую, – откровенно призналась я.
– Ничего, я здесь. Хочешь, поговорим?
– Да, во-первых, я хочу сказать, что я не склонна к суициду, но у меня есть мрачные мысли о том, что я не хочу жить. Еще я узнала, что двое пострадавших от насилия недавно покончили с собой. Я не знаю… Я потеряла жилье, не могу найти работу, а люди, которым я доверяла, даже не перезванивают.
– Это очень много, – Лу была терпелива.
Она объяснила, что такие сильные чувства, как стыд и боль, проходят несколько стадий. Первой включается защитная реакция головного мозга, как у двухлетнего ребенка. Следующий уровень – это эмоции. И высшая стадия – мышление. На этом этапе к нам приходит понимание, и мы начинаем контролировать свои эмоции. Но напоминания о травме или триггеры берут верх, и тогда наши чувства словно возвращаются на первую стадию.
Например, дети, подвергшиеся жестокому обращению, негативно реагируют даже на нейтральное лицо. Любой человек воспринимается ими как угроза. Воспоминания о травмах похожи на детские воспоминания в том смысле, что они фрагментарны и бессвязны.
Дальше мы с Лу откровенно поговорили о предвзятости СМИ, о том, что Анни Данн из движения Time’s Up[12] теперь работает на Байдена, и эта организация мне совсем не помогает. Лу так доступно смогла изложить научные данные о психологических травмах, что мне стало намного легче. Я поняла, что стыд и страх, которые я испытывала – это обычные чувства человека в моей ситуации.
Позже, полная сил после разговора с Лу, я гуляла по пастбищу со своим конем Шармом и кормила его морковкой. Но с наступлением сумерек вернулось чувство тревоги. Я вспомнила женщин, которые не смогли выдержать таких испытаний и покончили с собой. Ночью, когда меня опять снедало отчаяние, я думала о том, как чуть было не присоединилась к ним. Почему мне так повезло, и я выстояла? Я не знала. Однако мое сердце всегда останется с каждым, кого загнали в угол мысли о том, что единственный способ освободиться от боли и страданий – это смерть. В конце концов, я надеюсь, что с другими пострадавшими будут обращаться лучше.
На следующее утро я снова отправилась к Шарму. Он встал рядом со мной и положил голову мне на плечо. Я уткнулась ему в гриву и разрыдалась. Плакала из-за всех грязных слов, которые сыпались в мой адрес, из-за неприятностей, появившихся у дочери, из-за других жертв насилия, которые не сумели пережить свою боль. Шарм вздохнул так, что я даже рассмеялась сквозь слезы. Поглаживая его по спине, я чувствовала прилив любви, надежды и радости от того, что я жива, несмотря ни на что. Я пережила один из самых мрачных дней в своей жизни.
Глава 3. Стервятники
Никакая охота не сравнится с охотой на человека. Кто долго охотился на людей с оружием и вошел во вкус, уже не способен увлечься ничем другим.
Эрнест Хемингуэй
Холодным весенним вечером 2019 года я возвращалась со своим другом, издателем местной газеты, после занятий группы по писательскому мастерству, где мы зачитывали отрывки из своих произведений. Пока мы шли к нашим машинам, обсуждали главу из моего еще не законченного романа «Последний снежный тигр». В нем было несколько эпизодов на тему политики, касающихся одного влиятельного сенатора. Я поделилась с другом тем, что этим влиятельным сенатором был Джо Байден. Рассказала, что он меня сексуально домогался, а когда я попыталась сообщить об этом на работе, меня уволили. О том, что это было не просто домогательство, а изнасилование, я не решилась ему сказать. Он выслушал меня и тихо спросил: «Тара, не могла бы ты поговорить с одним из моих репортеров?» Я знала, что он осторожный и вдумчивый человек, которому можно доверять, и согласилась.
Репортер позвонил, оставил сообщение, а затем позвонил снова. Я ответила на его второй звонок. Это был первый раз, когда я публично говорила о случившемся. За прошедшие годы я рассказала об этом только маме, брату, лучшему в то время другу и еще нескольким людям. Но я никогда не высказывалась публично. В 90-х не было движения #MeToo или других платформ для обсуждения (правда, и сейчас пострадавшим не стало проще говорить о том, что с ними случилось).
Я пересказала журналисту свою историю с самого начала.
– Но ведь его прикосновение не было сексуальным, не так ли? – задал он странный вопрос.
Я вспомнила пальцы Байдена, ласкающие мою шею, и удушливое ощущение страха. Я не знала, что ответить и замерла.
Тишина.
– Нет. То есть… нет, конечно, нет, – у меня перехватило дыхание.
Я не могла этого сделать. Я не могла рассказать ему всю правду. Я думала, что у меня получится, но испугалась и замкнулась в себе. Дело было не в репортере, и я не хочу его винить. Дело было во мне. Страх лишает меня способности говорить о случившемся. Позже, оказалось, что мои опасения были не напрасны.
Лора Макганн, редакционный директор онлайн-журнала Vox.com, звонила и уговаривала меня на интервью. Она пыталась добыть доказательства того, что я работала с Байденом. Офис Байдена не упростил задачу. В начале они просто отрицали мое существование. Я смогла получить зарплатную ведомость, но мое личное дело исчезло. Пройдя через лабиринт звонков в различные федеральные агентства, я наконец смогла поговорить с сотрудником архива Сената.
– Вряд ли ты найдешь эти документы. Много времени прошло, – усмехнулся он.
По его поведению было понятно, что он уже ознакомился с публикациями в прессе о моем опыте общения с Байденом.
Я встретилась с репортером агентства Associated Press и была полна решимости рассказать все, как было на самом деле. Однако, когда он появился с мужчиной средних лет, желавшим записать меня на видео на свой мобильный телефон, мне опять не хватило мужества. Что касается сексуального домогательства, то были свидетели и осталась жалоба, которую я писала. А сексуальное насилие? Этого никто не видел и доказать это я не могла. И к моменту нашей беседы с Associated Press
