Че, любовь к тебе сильнее смерти! Писатели и поэты разных стран о Че Геваре - Александр Иванович Колпакиди
– Бородач и девчонка, – шепчет капитан.
«А разрази вас гром, сволочи», – говорю про себя. Потому что девчонка может невзначай получить то, что предназначается другому.
Мужчина берет девочку на руки и начинает переходить реку. Вода теплее воздуха. Я оставляю ребят и возвращаюсь к Командиру и Чакеньо. Спрашиваю, переправились ли уже Дарио и девочка.
– Как раз сейчас переходят, – говорит мне Чакеньо, указывая кивком головы вниз.
– А Командир что? – интересуюсь я.
– Лихорадит его по-прежнему, – говорит Чакеньо и добавляет: – Когда заберемся повыше и поглубже в лес, он сможет отдохнуть, а мы его подлечим.
– Товарищи спокойно ждут, – говорю я.
– Тем лучше, – отвечает Чакеньо.
Дарио дошел до середины реки и остановился. Ему показалось, что с другого берега долетает какой-то шепот.
– Вам тоже страшно? – спрашивает девочка.
– Молчи, – говорит Дарио.
На другом берегу поднимаются густые плотные заросли. При слабом свете утренней зари ничего нельзя разобрать. В листве скачут и поют птицы. «Тут, может, нас поджидает вся армия», – мелькает в голове у Дарио. До ушей его не доносится никакого подозрительного шума, глаза не отмечают ни малейшего движения, которое могло бы говорить о присутствии людей. Девочка не спускает с него внимательных глаз, готовая расплакаться от страха.
– Тихо, детка, все в порядке, – говорит ей Дарио с улыбкой и двигается дальше.
Принюхивается, гад, как здорово сказал капитан. Он остановился, Какаду, еще немного и швырнул бы девчонку в воду, открыл бы стрельбу. Зря бы мы тогда здесь сидели, зря бы с капитаном дожидались, когда наша возьмет. А в голове у меня снова и снова ворочается воспоминание, не дает моей совести покоя. Потому что Кобылица – это ведь женщина настоящая, без обмана, друг Какаду; женщина она прежде всего, и что ей положено, еще как знает. Я уже и телом и душой совсем размяк, готов делать, что ей только вздумается. Она навалилась на меня, и я смотрю ей в глаза, близко-близко – ближе некуда, сил моих нет; она тоже на меня уставилась и дышит прямо в лицо. В комнате тепло, и мне так хочется отдохнуть, понежиться, пока не началась эта погоня за бандитами. Она старается и так, и эдак, вся выкладывается; а я чувствую ее тело, мягкое и податливое под моими пальцами, и терпения уже нет никакого. Ты и сам все это понимаешь, Какаду, мы ведь вместе куролесили в городе и в лагере, когда познакомились с Кобылицей. Бородач оставил девчонку на берегу и идет прямо на нас. Винтовку держит наперевес. Оглядывает кустарник, где мы сидим, но ему и в голову не приходит, что мы тут. Я кусаю себе губы, чтобы не послать его вслух подальше и не исполнить тут же обещание, которое я дал тебе, друг.
– Он отпустил девочку и идет по берегу к лесу, – сообщает Чакеньо.
– Пойду скажу товарищам, пусть спускаются, – говорит Хавьер.
– Лучше подождем сигнала. Предчувствия редко обманывают Дарио, – говорит Чакеньо.
– Хорошо, – соглашается Хавьер.
В один из этих дней я непременно вернусь. Во что бы то ни стало вернусь, Лаура. Ты не должна меня забыть.
Дарио подходит к ближайшим зарослям – они стоят плотной стеной – и кидает камень в густую листву. Потом дулом автоматической винтовки слегка раздвигает ветви. Никого. Первые лучи солнца просачиваются сквозь зелень и падают на землю бледной тоской по снегу. Дарио возвращается к девочке, которая снова принялась хныкать.
– Все в порядке, – говорит он ей, – возвращайся к бабушке. Я никогда не забуду, как ты помогла мне, дружок, – добавляет он, ласково взяв ее за подбородок. Девочка отворачивается и быстро переходит реку назад. Дарио делает знак партизанам, ожидающим наверху. Чакеньо начинает спускаться, ведя под уздцы мула. Вслед за ним двигаются остальные.
Все чуть было не пропало. Бородач стоял и смотрел прямо на нас, не знал, есть мы тут или нет. Он был в каких-нибудь двух шагах. Какаду, я видел его лицо и бороду. Мне пришлось губы в кровь искусать, чтобы не выпустить в него пулю. Никто пикнуть не смел. Капитан, верно, тоже не то, что моргать – дышать боялся. Сейчас бородач, стоя на берегу, делает знаки своим, чтобы спускались. Вот появляется первый, тащит за узду мула. Мул слегка оскальзывается. Командиру чудится, будто он летит на дно пропасти. Он с усилием открывает глаза. Свет занимающегося утра безжалостно терзает его. Сверкающее существо, видное ему словно сквозь дымку, поворачивает свою бесформенную голову и растягивает огромный рот в дружеской улыбке. Одно из его щупалец тянется к кораблю, на котором Командир уплывает. Он не чувствует ни малейшего страха от столь необычного общества, порукой его безопасности – дружеское расположение странных существ.
Двое уже одолели половину пути. Кажется, сердца у нас лопнут, если они не поторопятся. Подожди, Какаду, доверься пресвятой деве Копакабанской, я уберу, по крайней мере, двоих из бандитов, которые отправили тебя на тот свет.
Мы снова трогаемся в путь. Дарио убедился, что опасности нет. Если нам удастся уйти в горы, в лес, который начинается на том берегу прямо у воды и тянется до самой Амазонки, им никогда не схватить нас. Мне приходит в голову мысль написать тебе, Лаура: разумеется, только для себя самого. Я на минутку останавливаюсь, чтобы вытащить из вещевого мешка тетрадь. Буду на ходу сочинять письмо и на первом же привале напишу. Это письмо дойдет до тебя не раньше, чем мы снова увидимся. Я уверен, что как только мы доберемся до берега, все образуется и мой путь снова приведет меня к тебе. Тот берег –
