Че, любовь к тебе сильнее смерти! Писатели и поэты разных стран о Че Геваре - Александр Иванович Колпакиди
* * *
Командир дремлет, сидя в седле. Голова его раскачивается из стороны в сторону, в такт шагам мула. Остальные идут гуськом на расстоянии пяти – десяти шагов один от другого. Сначала девочка шла рядом с Дарио, но потом забеспокоилась и стала понемногу уходить вперед. Каждый шаг удаляет меня от тебя, Лаура. Тропинка круто поднимается вверх по склону, усеянному камнями и заросшему бурьяном, и внезапно обрывается на обширной площадке, гладкой и лишенной всякой растительности; дальше впереди поблескивает река. Еще немного, Какаду, потерпи, скоро хоть сможешь забыть о своей Кобылице. Добравшись до гребня, девочка приостановилась.
– Бабушка велела довести вас досюда и вернуться, – говорит она, уставившись на воду, бегущую далеко внизу.
– Но нам нужно знать, где брод, – объясняет ей Дарио.
Девочка смотрит вниз и молчит. Потом показывает рукой:
– Вон он брод. Там совсем мелко.
Хавьер подходит к Дарио и девочке. Вслед за ним подъезжает на муле Командир. Ну, Какаду, настал их последний час. Я видел, как они темными пятнышками появились над обрывом. Капитан говорит, пусть спустятся, я выстрелю первым. Матерь божья Копакабанская, молюсь я. Стук сердца отдается сильнее, чем слова молитвы. Хавьер улыбается девочке.
– Она говорит, что брод прямо против этого спуска. Но дальше идти не хочет.
Хавьер смотрит на Командира. Повторяет, что сказал ему Дарио.
– Хорошо, хорошо, – говорит Командир, пытаясь совладать с лихорадкой и с трудом понимая слова, слетающие с губ Хавьера.
Дарио подозрительно оглядывается по сторонам. Все спокойно. Нас немного трясет; к тому же, друг, утренний холод пронимает, да и бородачи что-то остановились и дальше не идут. «Принюхиваются, гады», – говорит капитан, но все равно шевелиться не велит.
– Ты перейдешь со мной реку, а потом вернешься к бабушке, – говорит Дарио.
– Бабушка сказала, чтобы я вернулась сразу, не переходила бы реку, – отвечает девочка, готовая расплакаться.
У Командира начинают стучать зубы. Потерпи самую малость, Какаду, ведь спустятся же они в конце концов. Долго еще нам ждать? Спорят о чем-то с девочкой, старухиной внучкой, поясняет капитан.
– Отпусти ее, пусть идет. Она и так уже достаточно сделала, – говорит Хавьер.
– Не знаю, – сомневается Дарио. – Тут что-то не так.
Чакеньо подходит ко мне поближе. «Непредвиденные осложнения», – шепчет он. «Не знаю, тут что-то не так», – повторяет Дарио и переводит взгляд на девочку. Та начинает хныкать. Я смотрю на Командира, он по-прежнему сидит в седле, его трясет. Подхожу и беру Командира за руку. Он открывает глаза, улыбается мне. Спускались бы уж, переправлялись бы скорей, так вас и так.
– Будем переправляться? – спрашиваю у Командира.
– Конечно, – отвечает он.
– Сначала перейду я с девочкой, – говорит Дарио. Девочка начинает плакать сильнее.
– Мне от бабушки попадет, – всхлипывает она.
Позабыть на минутку, где ты, и подумать о своем – все равно что глотнуть свежей родниковой воды. Свежей воды? Да так ли? Ничего похожего! Как станешь размышлять, совесть, точно ядовитая гусеница, обжигает, так и норовит наружу того беса вытянуть, который подбил меня на это дело. Да только разве она женщина, которая ждет? Не ждет она, а выжидает. Берегись! Эта баба своего не упустит, подвернется удобный случай, она тут как тут. Связаться с Кобылицей – это как в пропасть броситься; пропасть-то пропастью, а на дне журчат чистые ручьи, стелется мурава и сочится мед любви.
Небо над нами все светлей и светлей, Какаду. Мы сидим, словно каменные, – не разговариваем, не шевелимся. Я жду своего часа ради нашей с тобой крепкой дружбы, рука у меня не дрогнет. Меня прямо точит нестерпимое желание вскочить, убивать, разнести их к чертовой матери. Командир произносит несколько невнятных слов; глаза его то закрываются, то открываются вновь; он обливается потом и тут же дрожит в ознобе. Возле него копошатся какие-то яркие улыбающиеся существа. Одно протягивает что-то вроде щупальца и оправляет на нем одежду, издавая при этом утешающие звуки, которые он не может разобрать. Он пытается ответить, старательно подражал им. Два других существа обвили друг друга сверкающими щупальцами. Сделав усилие, Командир может разглядеть целых четыре странных существа, одно так мало, что напоминает крошечную улитку без раковины. Командир пытается поговорить и с нею, но, выслушав его, улитка принимается пронзительно верещать, от чего у него режет в ушах.
Близится день, обрисовывая контуры вершин; но пока видна лишь бледная узкая полоска над черным массивом хребта.
– Я подарю тебе кое-что, – уговаривает Дарио девочку и берет ее за руку.
– Иди, скажи остальным, чтоб начинали спускаться только после того, как вернется девочка, – говорит мне Дарио.
Чакеньо берет мула под уздцы и тихонько напевает песенку, популярную у него на родине. Я думаю о том, что больше не увижу тебя, Лаура, и иду выполнять поручение Дарио.
Если хорошенько прикинуть, Какаду, то больше всех, наверное, сходят с ума те трое, которых капитан поставил как раз напротив площадки, где совещаются сейчас бородачи. Ребятам наверняка виден каждый волосок в бороде, вон того, что сидит на муле, – надо думать, начальника. Начальство везде одинаковое: всегда устраивается поудобнее и понадежнее, чтобы легче было дать деру, ну да на сей раз, думаю, это не поможет; хотя я об этом так, между прочим. Капитан наш хитер, как бестия, Какаду, он мне сказал, что настал час отплатить тем, кто тебя убил. Ясное дело, до того, как привел нас сюда. Он потирал руки и улыбался; и говорил без умолку, строил планы. Старухе предложил немалые денежки. Трое солдат на верхушке холма могут различить даже всхлипывание девочки. Они держат пальцы на гашетке пулемета. Сбоку от широкой гряды, спускающейся к реке за скалами, засел еще десяток солдат. Капитан предусмотрел все до последней мелочи. Я думаю о том, что я все дальше и дальше от тебя, и отвечаю товарищам, которые спрашивают, почему мы остановились. Капитан нам разъясняет: «Сидеть всем тихо, ни под каким видом не стрелять, пока не пройдут брода». Мы начеку. Бородачи, говорит он, должны переправляться без девочки. Гибель невинного существа нам ни к чему.
Девочка упирается, не хочет идти.
– Вот эти пятьдесят песо будут твои, – говорит ей Дарио. – Купишь себе хорошенькие туфельки.
Девочка перестает плакать и берет деньги.
– Но бабушка сказала, чтобы я не шла через реку, – говорит она и начинает сходить вниз по склону.
Двое уже спускаются. Какаду. Скользят вниз. Тихо, герои, говорит капитан, терпение. Мул беспокойно перебирает ногами.
– Тсс, старый, – говорит мулу Чакеньо.
Клянусь, Кобылица, я отомщу за смерть Какаду, уложу хоть одного.
