Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов
Не верит Карлберг и в версию о том, что роман Альфреда и Софи начался со знакомства в цветочном магазине, – ей кажется маловероятным, что такой человек, как Нобель, начал бы заигрывать с продавщицей цветов, хотя она и признает, что исключать подобное нельзя. Но, говорит Карлберг, осенью 1876 года Нобель лечился не в Баден-бай-Вин, а в Карлсбаде (Карловых Варах). Но что, собственно говоря, это меняет? Карловы Вары еще ближе к Вене, и Сульман вполне мог перепутать курорты.
Тем не менее Карлберг настаивает, что знакомство Альфреда и Софи произошло не в 1876 году в Австрии, а чуть позже, весной 1877 года, в Берлине, куда Альфред приехал, чтобы провести с Людвигом переговоры по поводу своего участия в бакинском проекте. Причем Софи была представлена Альфреду как близкая подруга Ольги Бетгер – дочери его делового знакомого Людвига Бетгера. Подтверждение этой своей версии Карлберг видит в том, что первое письмо, отправленное Альфредом Софии Гесс, датируется первой половиной 1877 года, и, судя по нему, до физической близости между ними дело на тот момент еще не дошло.
«Моя дорогая, милая, маленькая девочка! – пишет Альфред Нобель. – Уже перевалило за полночь, и только теперь директора закончили третье за сегодняшний день заседание. То, что занимает нас, все та же старая история, Тебе хорошо известная. Завтра мне предстоит ехать в Пресбург[63], где мое присутствие крайне необходимо. Мне представляется, что все дела здесь ужасно запущены, и мне нужно бы остаться подольше, если бы только не было бы все это столь противно моему существу. Но в обществе этих господ мне не по себе, я мечтаю скорее выбраться отсюда домой. При первой же возможности я телеграфирую или напишу Тебе, где и когда мы сможем встретиться; до того же посылаю Тебе тысячу сердечных приветов и желаю Тебе всего самого лучшего, Твой преданный друг Альфред».
Из этого письма ясно следует, что 43-летний Альфред страстно хочет увидеть в новой знакомой ту самую женщину, с которой он может откровенно делиться своими проблемами и которая лучше, чем кто-либо другой, его поймет и утешит. Он, по сути дела, как и многие до и после него, придумывает себе Софи такой, какой он хочет ее видеть, не понимая, что она таковой не является и никогда не сможет ею стать.
Но дальнейшее сближение между Альфредом, нуждавшимся в женщине во всех смыслах этого слова, и Софи было неотвратимо, и в сентябре 1877 года он появляется в Вене, где все и происходит. Но так как Нобель был уверен, что Софи только двадцать, то есть по законам Австро-Венгерской империи она еще несовершеннолетняя, он спешит оградить себя от возможного обвинения в совращении слишком юной девицы. И Софи охотно подписывает следующую записку: «Настоящим заверяю, что господин Нобель уговаривал меня вернуться к моему отцу в Цилли и что не его вина, если я этого не сделаю. Вена, 10.09.77 Софи Гесс».
Людвиг был, судя по всему, в курсе всех перипетий этого романа, и в письмах Альфреду шутливо ворчал на то, что «юная мамзель Софи» мешает Альфреду навестить его в Петербурге. «Отношение Альфреда Нобеля к юной Софи Хесс никак нельзя было назвать мимолетным увлечением, – констатирует Карлберг. – Интонация писем, которые Альфред писал ей из своих поездок, становилась все более интимной. Весной 1878 года она приехала к нему в гости в Париж и осталась, когда он уехал на переговоры в Лондон. На тот момент они настолько сблизились, что она пользовалась его зубной щеткой, а он отслеживал ее менструации».
«Пиши мне, как ты проводишь свой день, куда ездишь кататься, что покупаешь…» – умолял Альфред, сидя в одиночестве в Westminster Palace Hotel, лучшей гостинице Лондона, в мае 1878 года, жалуясь, что внезапный взрыв на заводе в Ардире заставляет его на следующий день выехать в Шотландию. Добравшись туда и сделав необходимые дела, он заперся в комнате, прислушиваясь к завыванию ветра за окном и уносясь в мечтах далеко-далеко. «Дорогая Софихен… думаю о тех приятных часах, проведенных мною в Париже в последние дни. Как у тебя дела, мое дорогое дитя, в отсутствие твоего старого медведя? Прядет ли твоя фантазия золотые нити вокруг будущего или же юная душа прогуливается по сокровищнице воспоминаний о прошлом?» Он заканчивает письмо словами «с искренней надеждой, что у тебя все хорошо» и «спокойной ночи!».
А вот пронизанное удивительной нежностью письмо, которое он отправляет любимой в мае 1877 года из Ардира, где работает над созданием бездымного пороха:
«Милая Софихен!
Сижу сейчас в маленькой каморке, где со всех сторон завывает ветер, и мысленно возвращаюсь к тем чудным минутам, что я испытал недавно в Париже. Как ты себя чувствуешь, дорогое, милое дитя? Наверное, вовсе не так, как твой старый Ворчун? Может, твое воображение прядет золотую нить будущего, или твоя душа бродит среди сокровищ твоих воспоминаний? Или сейчас тебя привораживают радужные картины настоящего? Тщетно пытается мой ум разгадать эту тайну, но я шепчу из далекого края полное моей тоски к тебе пожелание, чтобы все у тебя было хорошо. Спокойной ночи!
Альфред».
Это письмо, даже если вы не знаете, кто и кому его писал, не может не тронуть своей подлинной поэтичностью и не оставляет сомнений ни в романтизме натуры писавшего его мужчины, ни в его чувствах. Если Зигмунд Фрейд был прав в том, что «любовь – это переоценка сексуального объекта», то нет никаких сомнений, что Альфред Нобель был влюблен. Ослепленный этим чувством, он идеализирует свою молодую возлюбленную, отказываясь понимать, что она просто не в состоянии оценить великолепных словесных пассажей про воображение, которое «прядет золотую нить будущего», или про «сокровища твоих воспоминаний». И, само собой, он не желает знать, просто отказывается понять, что перед ним – примитивное, корыстное существо, которое отлично понимает, какое счастье привалило ей в лице немолодого богатого любовника, и откровенно его использует. Он даже не замечает того, что в немецком слове «старый Ворчун» (alter Grummel), как она его вроде бы ласково называет, есть одновременно что-то презрительное, и упор здесь делается именно на слово «старый».
Нам думается, что переписка Альфреда Нобеля с Софи Гесс, примеры из которой будут еще не раз приводиться на страницах этой книги, является лучшим ключом к пониманию взаимоотношений «папика» и его юной пассии, а также доказательством точности
