Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… - Геннадий Владимирович Старостенко
Что-то побуждает возвращаться и к «чужеземной» мысли о том, что для него Россия была извечной страной патологий. По той же причине и многим нашим исследователям и друзьям его творчества он близок, даже иные религиозные деятели в оценке его работы в кино далеко выходят за рамки ортодоксии. И неслучайна фраза Сельянова – о том, что для него все кино Балабанова очень позитивное и все очень нежное… Сказано как бы из духа упреждения критики в адрес друга. Как писал Трофименков: «Герой Балабанова не меняется со времен “Счастливый дней” и “Замка”, это всегда “чужой”… Те, кто видит в Балабанове идеолога, предполагают, что он, обращаясь к той или иной исторической эпохе или социальной среде, декларирует: “Так жить нельзя”. Хотя на самом деле как настоящий художник-экзистенциалист он просто констатирует: “Жить нельзя”».
Да, именно как художник, а не мыслитель. Правильно сказал Дмитрий Быков однажды, что он не человек ума, а человек интуиции. А интуиция – дело темное, часто неверное, предрассудочное, может и обмануть.
И это даже не осуждение с моей стороны, ведь и сам я, случается, приближаюсь к этой мысли о «наших патологиях» извечных. И сам я порой разрываюсь надвое в попытке понять происходящее. И сам я коллизии этого мира нередко вижу в проекциях близких к балабановским, вот разве образов его ошпаренных избегаю. И у меня Терри Гиллиам был любимым заграничным режиссером. И я за свободу слова и творчества. Но движений души, что приближались бы к мутным радостям Джокера из Gotham City в «Бэтмене», все же в себе не пестую. Неужели наши социальные болезни неизлечимы? Так и что уже – будь оно все проклято? Зачем же… вот разве что от тяжких раздумий и осознаний каждый раз нужно проводить работу над собой, чтобы «откалибровать систему», заново все переосмыслить. Но только с госпожой Аркус невозможно согласиться – по поводу того, что он, Балабанов, очень жалел человека в «Грузе 200»…
(Замечу попутно, ведь у нас об этом мало что было сказано, даже официозная пропаганда практически не воспользовалась событием… В августе 2021 года старика Гиллиама зазвали на кинофестиваль в Одессу, где ему вручили какой-то приз. Он вышел к публике на сцену с благодарностями и крикнул: «Спасибо, Россия! Спасибо, Одесса!» Его стали освистывать, стали поправлять – «Украина! Украина же!»… И через долгую паузу, как бы не понимая, из-за чего кипиш, он все же «догнал», извинился и поправился. Вполне возможно, он так разволновался… хотя можно было предположить по загадочной его улыбке, что мог сделать это и предумышленно…
В тот же вечер его избили до полусмерти у гостиницы. Думаю, сами украинские националисты так быстро бы не решились с «фидбэком». Подсказали оперативно кураторы из чьих-то «глубинных структур», хотя, конечно же, возможно всякое… Я же предположил, что даже если его и не просил кто-то так «обмолвиться», то старик Гиллиам, истинный мастер социального сарказма, мог просто хранить в душе добрые воспоминания о России с 1985 года, когда привозил на Московский кинофестиваль свою замечательную контрутопию «Бразилия»…)
Да, с Любовью Аркус мне трудно согласиться, а вот самого Лешу пожалеть стоит. Ведь творчество его сродни юродивости. Стремление сделать не так, уйти от общепринятых образов в пугающие новые, в перверсии морального канона, как бы с утратой разума, уход в «беспредел креатива». А на Руси юродивость – не грех, а отметина свыше, первый шаг к лубку как художественной форме самовыражения. Он и православную веру принял – ждал помощи от небес. Он же и просил в конце, чтобы его пожалели. Да – он русский режиссер, и сегодня, когда у нас кино для людей почти не делают, предпочитая штамповать жвачку для органов зрения (а если где и делают – то без надежды на обширный показ), он смотрится правдивым и живым на общем блеклом фоне. Но только вот самой-то жизни он не утверждает…
Балабанов предстает очень живым и даже трогательным в воспоминаниях его первой жены. Но это – именно дар рассказчицы и дар женского чувства самой Ирины. Вся ткань ее воспоминаний, где много доброго в адрес старших Балабановых, его давних друзей Мазура со Стеллой или, скажем, «наутилусовца» Бутусова, иных ли, даже и колкий ответный коммент в адрес Белкина, – все это пронизано нежной слезой упрека… Ей как бы не хватало силы в их с Лешей отношениях, настоящего мужского великодушия. Она словно не чувствовала с его стороны истинной преданности, а были фрагменты настороженности, дефицит понимания. Это ее ранило, оттого и сетования – что он не был способен даже простейшее что-то починить в доме, а в ответ на ее просьбу что-то сделать для ребенка натыкалась на его упрямое «не хочу»…
А еще она вспоминала, что со смертью Октябрина Сергеевича постоянно слышала от свекрови, от Инги Александровны: «Алеша не жилец. Больше всего боюсь, что сын уйдет раньше, чем я…» (Об этом можно прочесть в «Караване историй».) Это было в 2009-м, через пару лет после того, как я всерьез озлился на него в «Литературной России»…
Вот если ты поверил в страшную силу рока, потрясенный гибелью близких тебе людей – в горах ли Кавказа или Русского Севера, почему бы тогда не поверить, что во всем этом заключены указующие метки, хотя бы и страшные в своей нравоучительной силе, которым и нужно следовать? Эта вселенская сверхсила показала тебе, что твои смыслы ошибочны, что пришло время все переосмыслить. Но ты назло всему упорствуешь – и пытаешься внедрить в сознание соплеменников отвращение к целым эпохам, отвращение тотальное, неизбывное. А о современности, о «свежепрожитых» днях сочиняешь блеклые или претенциозные поделки из разножанровой смеси. И этим и баламутишь тех, что сотворили из тебя кумира, и свое собственное сознание калечишь.
Эту главу мне сначала хотелось назвать поярче и позаковыристей – что-то вроде Профаносакрал, или В плену преумноженных сущностей… С иронией или даже злой подначкой в адрес тех, кто, воодушевленный его «Уродами», искал и обнаруживал в его кино смыслы, которых, на мою думку, там не было. Эта мысль невольно
