Дмитрий Балашов. На плахе - Николай Михайлович Коняев

населенных пунктов, а сам с Надеждой Калмыковой и Игорем Серым сосредоточился на работе в центральных деревнях Лохотского сельсовета. Своеобразие обрядности на Уфтюге вызывало у него много вопросов. Пришлось вновь возвратиться к составлению последований свадебных действий. Параллельно передо мной была поставлена еще одна задача. Убедившись в том, что работа с профессиональными причиталками у меня получается результативной, Дмитрий Михайлович направил ее в русло выявления максимальной полноты их свадебного репертуара. Этим объясняются записи, выполненные от Пелагеи Михайловны Якимовой (д. Алферовская), а затем и от Марии Андреевны Некрасовой – в Верховском сельсовете (д. Будринская). Получив некоторую самостоятельность, мы с Верой стали побольше времени уделять записям песенных материалов. Не скрою, результаты летней экспедиции в той части, которая касалась проработки сложных опевально-причетных форм свадебной обрядности на Уфтюге (особенно – в деревнях Верховского сельсовета), меня совершенно не устраивали. Многое пришлось делать заново. К счастью, после нескольких «выволочек», которые мне Дмитрий Михайлович устроил «за музыковедческое самоуправство» в Верх-Кокшеньге и Озерках, к моменту работы на Уфтюге я научился решать музыкально-фольклористические проблемы без ущерба для записи обрядовой этнографии.

Что же касается Дмитрия Михайловича, то он не переставал меня удивлять широтой своих интересов. Если ему нужно было разобраться в планировке избы, он начинал ее осматривать буквально от чердака до подклета. Долго расспрашивал местных мужичков о способах кладки бревен, о приемах резьбы по дереву. Как-то раз он сильно меня озадачил, заявив, что неплохо было бы познакомиться с каким-нибудь хорошим печных дел мастером. Я уже не говорю о всевозможных предметах домашней утвари (ткацкие станки, прялки, различная посуда и т. д.), все это не просто осматривалось, но тут же фотографировалось, зарисовывалось, изучалось вплоть до обмера. Словом, Дмитрий Михайлович производил впечатление человека, привыкшего все делать своими руками. Много позже, побывав несколько раз у него в Новгороде, я убедился, что так оно на самом деле и было.

Иногда он позволял себе приобрести кое-что у местных жителей. Помню, при работе в Верхне-Спасском сельсовете, я один раз на него сильно «надулся». Дмитрий Михайлович при мне купил у одной старушки два замечательных полотенца, можно сказать, музейной ценности. Заплатил, конечно, деньги по тем временам огромные (в таких случаях он не скупился). Увидев мою «кислую мину», спокойно произнес: «Ты что, хотел бы, чтобы эти полотенца сгнили на чердаке или попали в руки каких-нибудь проходимцев?» Возразить было нечего. Оставалось смириться.

Обследование деревень Верхне– и Нижне-Спасского сельсоветов складывалось удачно. Несмотря на изрядную усталость, все мы (Игорь, Надежда да и я сам) за время работы с Дмитрием Михайловичем обрели неплохие навыки. Я, например, научился физиономически отличать знатоков традиции от имитаторов. Но теперь мы стремились держаться вместе. На последнем участке маршрута, увы, приходилось делать пешие переходы на солидные расстояния. Дмитрий Михайлович всегда был начеку, не позволял идти «врассыпную», особенно – в темное время суток. Во время одного из наиболее изнурительных переходов я остановился, чтобы перекурить. Дмитрий Михайлович немедленно «тормознул» всю группу. На мое предложение не дожидаться и двигаться дальше, весьма иронично на меня взглянул и, как «фольклорист фольклористу» посоветовал осознать, что волки существуют не только в сказках. Бывали, конечно, и такие случаи, когда нам приходилось переживать изрядные бытовые неудобства. Дмитрий Михайлович никогда не требовал себе никаких привилегий. В конце концов мы благополучно завершили основной маршрут, добравшись до деревень Большая и Малая Вирова (на территории Архангельской области). Со станции Костылево мы с Игорем Серым отправили Дмитрия Михайловича с Надеждой Калмыковой в Ленинград и, переночевав на вокзале, возвратились в Тарногский Городок для продолжения работы в деревнях Маркушевского сельсовета.

Со всей определенностью должен сказать, что успехом наша экспедиция обязана в первую очередь Дмитрию Михайловичу, который к тому же, помимо методического руководства, взвалил на свои плечи еще и львиную долю всех финансовых расходов.

Конечно, до завершения задуманного труда было еще очень далеко: впереди были месяцы первичной обработки материалов, повторные экспедиции, годы приведения книги к норме, приемлемой для издательства. Но первая из поставленных задач, связанная с подробным обследованием свадебной обрядности в Тарногском районе Вологодской области, была решена.

Станислав Панкратов[163]

Прощание с Дмитрием Балашовым

Ночью, в половине второго, позвонил Гриша – Григорий Михайлович Балашов, родной брат писателя: «Станислав, Дмитрия убили. В деревне под Новгородом, где у него дом, дача… Он был один, нашли не сразу… сейчас там милиция разбирается, ну, ты понимаешь. Звоню, чтоб ты знал…»

Митю – убили. Ну какой теперь сон: память работает вспышками… И внутри меня все протестует против этой страшной вести…

…Мы познакомились на Терском берегу Белого моря, сорок лет назад. Я шел по берегу, от деревни к деревне, от севера к югу (хотя и юг там – заполярный) – шел и писал книгу «Солнечный ветер». В знаменитой Варзуге, около церкви, которая вошла во все альбомы и справочники русской деревянной архитектуры, мы и познакомились. И потом немало часов провели около этого удивительного, одухотворенного сооружения… Я шел по берегу моря и писал книгу, а Дмитрий подолгу жил в деревнях Терского берега и записывал фольклор – песни, сказки, причитания, свадебные обряды, поговорки, – да все, чем так богат наш простой народ в нетронутой глубинке. До такой даже степени нетронутой, что встречал я там старух, почти век проживших и не видевших паровоза. В такой русской глубинке и сохраняется удивительный наш фольклор – истинный фундамент национального самосознания и мышления. Там впервые Дмитрий и рассказал мне об одном историческом персонаже, который почему-то сильно его волнует – о Марфе-посаднице, в чьих древних владениях мы и находились в Варзуге.

Как рассказывал Дмитрий о знаменитой церкви, о Марфе, о своей собирательской экспедиционной работе – об этом я поведал в той далекой своей книжке и помню до сих пор. Та наша встреча и стала началом нашей сорокалетней дружбы. Не могла не стать, потому что встретились два творческих человека, полностью в навсегда захваченных своим призванием. И было вполне естественно, когда через год нашу молодежную редакцию в Мурманске разогнали (за избыточный юмор на страницах и дух независимости от обкома комсомола) и я приехал в Петрозаводск и некоторое время ночевал на кухне у Мити Балашова, он жил тогда неподалеку от нынешнего стадиона «Спартак» на втором этаже деревянного дома. На этой же кухне, позже, мы провели многие десятки часов в разговорах серьезных и не очень, в нащупывании своих тем для работы, в обмене волнующими нас мыслями, – словом, в нормальном общении интеллигентов-шестидесятников, как теперь многие себя