О Самуиле Лурье. Воспоминания и эссе - Николай Прохорович Крыщук
Это многих утешало и даже успокаивало навсегда. Но у Алексея Ивановича совесть была какая-то непримиримая. Особенно под конец, когда настало личное несчастье. Металась, как в клетке.
А вместе с тем – он надеялся на свою литературу. Что раз он старался не допустить в нее ни атома лжи и зла, она послужит истине и благу. И что за это читатели будут его любить и не сразу забудут.
И так действительно и вышло. В его текстах жила, освещая их, некая непререкаемая норма единственно правильного человеческого поведения. Полагаю, что она спасла множество душ».
Что касается истории небольшого рассказа «Честное слово», то «редактор журнала “Костер” попросил меня, – вспоминает Л. Пантелеев, – написать зимой 1941 года рассказ о честности. О честном слове. А вообще-то должен сознаться, что чем дальше, тем больше тянет меня на чистую правду».
С. Лурье – такой же искатель, сочинитель правды, как и его любимый Л. Пантелеев – Алексей Иванович Еремеев. В эпилоге своей первой книги «Литератор Писарев» он выразил мысль предельно четко: «Когда пишешь роман-биографию – сочиняешь, если позволено так выразиться, правду. Биографии все кончаются плохо, и почти ни одна не совпадает со своим сюжетом».
А новая книга «Вороньим пером» Самуила Лурье вышла в издательстве «Пушкинский фонд».
Книга «Вороньим пером» – вольтова дуга мировой литературы: Шекспир – Пушкин. Как писал Лурье: «Пока в России разрешают читать Пушкина – будем верить, что потеряно не все».
«Дорогой Алексей!
Большое спасибо за рецензию[13]. Очень кстати. Очень великодушно. Как раз сегодня ночью думал: фактически существую только внутри собственной головы. А из внешнего мира – в т. ч. из словесности – выпал с концами. Спасибо! Это именно те фрагменты, которые нужны. А как твое здоровье? С глазами, судя по тексту, все в порядке, – или как? А с ногами? Я – по-прежнему на капельницах, последняя – буквально вчера. Но чувствую себя не так уж плохо.
Сердечный привет Светлане Тойвовне.
Спасибо и спасибо, дорогой друг!
Твой С. Л.» (8 апреля 2015 года).
Самуил Лурье родился 12 мая 1942 – умер 7 августа 2015 года.
Он творил, сочинял правду почти до последнего дня. Американские онкологи продлили ему жизнь почти на три года. Умер он в Калифорнии, его прах был рассыпан в воды Тихого океана. Океан, по словам Иосифа Бродского, о котором Лурье оставил нам столько драгоценных строк, отменяет само понятие границы. И Бродский же утверждал, что память – единственное средство человечества для борьбы с энтропией, уничтожением.
Виталий Сирота. Памяти Самуила Лурье
Конкретных деталей нашего знакомства с Самуилом Ароновичем я сейчас уже не упомню, но точно могу сказать, что познакомились мы с ним в середине восьмидесятых – наши сыновья ходили в один искусствоведческий кружок, который функционировал при Эрмитаже.
Помню, я пришел за сыном, а ребята после занятий шалили, бесились, устроили настоящую кучу малу после лекции, и вдруг от этой кучи, настоящего клубка тел, отделился всклокоченный подросток и, протянув руку, церемонно и вместе с тем открыто и приветливо представился.
В этом была такая подлинная интеллигентность, несмотря на весь комизм происходившего, что я помню этот жест и весь этот диалог уже больше тридцати лет.
– Миша Лурье.
– Очень приятно. Виталий Георгиевич. А где Егор?
– А вот Егор, – показал Миша на нечто, видневшееся в куче мале.
Миша с папой стали заходить к нам домой. Во время чайных посиделок мы нередко играли в различные игры, предполагавшие скорость реакции, остроту ума, эрудицию, и, надо сказать, Самуил Аронович здесь был совершенно недосягаем.
Можно, пожалуй, сказать, что мы дружили семьями. Во всяком случае, однажды Самуил Аронович и Эльвира Николаевна доверили мне сына: мы с Егором и Мишей отправились на машине в Эстонию, добрались до Таллина, там, по словам С. А. Лурье, нас должен был приютить один из его приятелей, но что-то с приятелем произошло, сейчас уже не вспомнить, что именно, и в итоге мы ночевали в палатке на окраине города, что, кстати, нам всем очень понравилось.
Периодически я захаживал к Самуилу Ароновичу в журнал «Нева» и, имея возможность наблюдать его за работой, внутренне радовался: было видно, что он на своем месте, что это – его жизнь, дело, для которого он предназначен. Ему нравилось вникать в чужой текст, открывать новых авторов, работать с ними.
И вместе с тем ощущалось, что он находится если не во враждебном, то, во всяком случае, в не очень дружественном окружении. Более тридцати лет проработав в журнале «Нева», получив признание коллег, среди которых и Довлатов, и Бродский, и Лидия Чуковская, и Л. Пантелеев, который назначил Лурье своим душеприказчиком, Самуил Аронович только под конец возглавил отдел прозы журнала, где столько лет трудился. Не сильно впечатляющая карьера для человека, столь профессионально и тонко разбиравшегося в литературе.
В конце восьмидесятых я открыл кооператив, занимавшийся в том числе курьерской рассылкой почтовой корреспонденции. «Кооператор» в те годы было едва ли не синонимом слова «жулик», чему, надо сказать, были основания. Среди тех, кто занялся в позднесоветское время, когда это стало официально позволено, бизнесом, было много самых разных людей, в том числе с очень сомнительной репутацией. И я представлялся при знакомстве «Кооператор» не без вызова: мол, да, у меня свой бизнес, я честно веду дела и своего занятия не стыжусь.
Самуил Аронович, зная, разумеется, о метаморфозах моей профессиональной жизни, относился к моему кооператорскому чину уважительно, несмотря на то что работал совсем в другой сфере. Променяв прочное положение ученого и преподавателя вуза на сомнительный в чьих-то глазах статус предпринимателя, я нисколько не упал в его глазах.
А ведь многие тогда всем своим видом показывали: с деканом и доктором наук они бы с удовольствием пообедали, а с «ларечником» – никогда.
В его отношении ко мне не было, повторюсь, никакого предубеждения. Он, в отличие от своего брата литератора-интеллигента, смотрел на мое барахтанье в волнах бизнеса без всякой спеси, более того, с подлинным уважением: человек уже в немолодом возрасте рискнул, взял на себя всю полноту ответственности, резко вывернул руль… И я в очередной раз убедился не только в его уме, лишенном каких бы то ни было общественных предрассудков, но и в других его совершенно замечательных человеческих качествах.
Более того, он даже был готов чем-то помочь мне в «бизнес-проектах». Так, скажем, для деятельности компании «Экспресс-почта», которую я возглавлял, местоположение журнала «Нева», его помещения, многие из которых уже пустовали в то время, были очень удобны.
А я в
