Давид Боровский - Александр Аркадьевич Горбунов
Любимов еще на предварительном обсуждении предупредил: «За спектакль придется бороться». В спектакле этом актеры с упоением открывали для себя своего поэта. При подготовке спектакля, когда в театре только-только стали собираться и обсуждать предстоявшую работу, Юрий Петрович был поражен тем, что друзья Высоцкого, приходившие на обсуждение, знали о нем, о его стихах больше, чем он и актеры «Таганки». Боровский, между тем, считал, что работа над этим спектаклем должна стать важной «последней попыткой консолидировать жизнь театра».
Для Любимова Высоцкий долгие годы оставался артистом, сочиняющим на досуге стихи и исполняющим с эстрады песни, на эти стихи написанные. Только после смерти Высоцкого Юрий Петрович оценил поэтический талант артиста, для которого едва ли не самым большим огорчением в жизни было то, что его стихи не печатают. При жизни Высоцкий больше всего на свете жаждал признания как автор стихов, как поэт.
Даже люди с поэтическим, как можно было предположить, слухом, такие, как, скажем, Галина Вишневская, не воспринимали поэзию Высоцкого. По одной простой, на мой взгляд, причине: они не были с ней знакомы. Слышали – иногда, урывками, – только какие-то песни и на этом основании делали такие фантастические выводы, как Вишневская.
«…естественным, – написала она в книге-автобиографии «Галина», – оказалось появление в 60-х годах Владимира Высоцкого с его песнями и блатным истерическим надрывом. Талантливый человек, сам алкоголик, он стал идолом народа, потонувшего в глубоком пьянстве, одичавшего в бездуховности. И теперь, когда собирается компания друзей, будь то молодежь или убеленные сединами интеллигенты, они, уже рожденные рабами, никогда не знавшие свободы духа, потомки Пушкина, Достоевского, Толстого, не спорят о смысле жизни, а, выставив на стол бутылки водки, включают магнитофон с купленными на черном рынке кассетами песен Высоцкого (Вишневская приводит в качестве «водочного» примера по куплету из «Баньки» и «Охоты на волков», написанных в 1968 году. – А. Г.) и, проливая пьяные слезы, они воют вместе с ним…
Да, народ породил Высоцкого и признал его своим бардом, трибуном, выразителем своего отчаяния и своих надежд. Но что же должен был пережить народ, через какие моральные ломки пройти, чтобы вот такие блатные истерические выкрики уркагана находили такой массовый отклик во всех слоях советского общества!»
Книга «Галина» вышла в свет в 1985 году. Уже тогда, в середине 1980-х, при желании можно было почитать именно стихи Высоцкого – в Нью-Йорке вышел двухтомник, в Москве напечатан сборник «Нерв». Но от клишированного представления о своей стране избавиться Вишневской было, по всей вероятности, сложно по причине, прежде всего, надо полагать, нежелания это сделать. Только клишированное мышление способно родить такие (на уровне журнала «Крокодил» советских времен и стандартных фельетонов, публиковавшихся «Правдой», «Советской Россией» и другими изданиями той поры) перлы, как «народ, потонувший в глубоком пьянстве, одичавший в бездуховности», «рожденные рабами», «воют» вместе с Высоцким – «алкоголиком» и «уркаганом», «проливая пьяные слезы»…
Так и видится, как глушат водку стаканами ученые Дубны и Обнинска, космонавты, члены художественного совета Театра на Таганке, воют и льют пьяные слезы…
Давиду не удалось «пробить» свой (сам он, правда, говорил, что идея принадлежит Марине Влади) вариант памятника Высоцкому на Ваганьковском кладбище. В макете он вариант этот – с настоящим небесным метеоритом, вправленным в гранит, – воплотил, организовал выставку-конкурс проектов, проходивший в театре в январе 1983 года, но выбор надгробного памятника сделали родители Высоцкого.
Вариант с метеоритом Юрий Петрович поддержал, подключил все свои связи, добился приема у одного из самых известных геологов страны, академика, вице-президента Академии наук Александра Леонидовича Яншина (его дядя – народный артист СССР Михаил Михайлович Яншин) и сумел его уговорить.
Выбирать метеорит ездил в специальное хранилище Боровский. Давид рассказывал потом, как этот метеорит выглядел: «Обожженный, как бы металлический камень, на вид грязноватый, страшноватый и в то же время не страшноватый. Ничего вроде особенного в нем нет, а вместе с тем есть, когда осознаешь, что это настоящий метеорит…»
Но родителям Высоцкого, которым, собственно, и принадлежало право решать, что должно быть на могиле сына, понравился проект памятника скульптора Александра Рукавишникова.
Спустя несколько лет после смерти Высоцкого Давида поразили несколько обстоятельств, о которых записано в его блокнотах.
Первое связано с отказом Юрия Петровича сыграть 24 января 1993 года на старой сцене «Таганки» спектакль о Высоцком, поставленный Марком Розовским. Поразил Боровского даже не сам факт отказа, а то, как Любимовым это было преподнесено.
«– Не хочу! – цитирует Давид Юрия Петровича 16 декабря 1992 года. – Мне не нравится пьеса. Я ее читал. Не хочу и все! И хватит. У нас… Мы играем Высоцкого. И вообще интерес к нему падает.
Что-то в последнем слове вырвалось удовлетворительное. Чур! Чур!..»
Второе имеет отношение к поездке Любимова и Боровского в Англию, где они должны были ставить «Гамлета». В последний день перед отъездом Давид с Мариной побывали на Ваганьковском кладбище, и Давид взял горсть земли с могилы Высоцкого. Рассказал об этом Любимову:
«– Давайте освятим этой землей могилу в английском “Гамлете”. Так нужно, чтобы об этом узнали.
– Зачем, это же для нас с вами…»
И наконец, 23 апреля 1999 года, когда «Таганка» отмечала 35-летие, Любимов неожиданно стал показывать посмертную маску Высоцкого и сообщил, что ее подарил театру Лев Делюсин, бывший помощник Юрия Андропова. «Стало тихо, – записал Давид. – Зал встал. А звуковая дорожка в моей голове голосом Юрия Петровича о Володе: “Пускай катится к е…й матери со своим ‘мерседесом’! Б…ь! Надоел!!!”»
* * *
Боровский вспоминал, что таганский «Борис Годунов» стал «первой жертвой смены власти в стране», когда скончавшегося Брежнева на посту генерального секретаря ЦК КПСС заменил Андропов. Спектакль был запрещен буквально в день официальной премьеры (премьера в итоге состоялась 2 июня 1988 года). Любимов рассказывал Анатолию Смелянскому, что кто-то написал донос на него и на «Бориса Годунова»: пришел, дескать, Андропов к власти, а на Самозванце-Золотухине в спектакле надета тельняшка, что является намеком на Андропова, поскольку тот в юности служил в речной флотилии…
Давид рассказывал, что Любимов впервые задумался о постановке «Бориса Годунова» на драматической сцене (а на драматической сцене этот спектакль никогда не удавался, история театральной этой пьесы, «определенно великой», так и не сложилась; Анатолий Смелянский вспоминал, что в юности прочел такую фразу: «“Годунов” остался памятником непобедившей театральной революции»), когда на «Таганке» делали спектакль «Товарищ, верь!..» В композицию о Пушкине входила
