Давид Боровский - Александр Аркадьевич Горбунов
«Уважаемый господин Либерман,
мы приветствуем вашу инициативу, надеемся на успешное развитие связей и предлагаем Ю. Григоровича для постановки балета “Ромео и Джульетта” и Любимова с Рождественским для постановки “Пиковой дамы”. Надеемся, что в 1979/80 г. будут проведены обменные гастроли между “Гранд-Опера” и Большим».
Причем тут «Ромео…» и гастроли, если Либерман отправил запрос на постановку «Пиковой дамы»? У Минкина, кстати, на экземпляре «Огонька», в котором он опубликовал историю с «Пиковой дамой», остались четыре уникальных автографа:
«Геннадий Рождественский – рукомахатель»,
«Александру Минкину от композиторишки Альфреда Шнитке»,
«Саше Минкину – соучастнику мирового скандала. Ваш Д. Боровский»,
«Саше, страдальцу в прогрессивном журнале. Ю. Любимов».
А тогда, осенью 1976 года, согласие из Москвы было получено. И как гром среди ясного неба прозвучало поэтому «Письмо в “Правду”», подписанное дирижером Альгисом Жюрайтисом – оно было опубликовано 11 марта 1978 года.
Чтобы стала понятнее система царившего в те времена под ежесекундным присмотром ЦК КПСС идеологического вандализма (и не только, стоит заметить, в области культуры и искусства), стоит, пожалуй, привести не цитаты из сварганенного «Старухой» (так Любимов и Боровский называли, помня, разумеется, о «Пиковой…», главного советского идеолога-вандала Михаила Суслова) на Старой площади опуса, а весь текст полностью:
«Готовится чудовищная акция! Ее жертва – шедевр гения русской музыки П. И. Чайковского. Не в первый раз поднимается рука на несравненное творение его – “Пиковую даму”. Предлог – будто либретто не соответствует Пушкину. Эдакие самозванцы, душеприказчики Пушкина. Какая демагогия! Ведь даже детям известно, что либретто оперы не может точно соответствовать оригиналу: поэма или роман – это одно, а либретто – совсем другое. Оно относится к опере, то есть другому жанру.
Если встать на точку зрения этих лжепушкинистов, то судебный иск следует предъявить всем либреттистам всех опер.
Подобную вивисекцию можно проделать, к примеру, и с гениальнейшим творением Верди “Отелло”. Там тоже большие расхождения с первоисточником. Даже выкинута первая картина целиком – прекрасный повод обвинить либреттиста Бойто в искажении Шекспира, пригласить какого-нибудь авангардиста-композиторишку, чтобы дописать и исправить Верди.
Но разве в Италии такое могло бы случиться?
А вот некоторым нашим деятелям от искусства, оказывается, дозволено. Дозволено, прикрываясь хорошим и нужным словом – “современность”.
Придет ли кому-нибудь в голову (разве только сумасшедшему) под тем или иным предлогом переписать Рафаэля, Да Винчи, Рублева, улучшать помпейские фрески, приделать руки Венере Милосской, исправить Адмиралтейство или храм Василия Блаженного?
А ведь затея с оперой Чайковского – то же самое. Допустить это – значит дать индульгенцию за разрушение великого наследия русской культуры. Допустить это – значит благословить крестовый поход на то, что нам свято. Ведь следующей жертвой, очевидно, будет “Евгений Онегин” Чайковского, ибо там тоже «несоответствие» с Пушкиным. А дальше…
Утверждение, будто П. И. Чайковский был недоволен либретто своего брата Модеста, является чистейшей фальсификацией. Если бы его не удовлетворял текст, то вряд ли одним дыханием, за сорок дней с небывалым вдохновением, восторгом и слезами был бы написан этот шедевр оперного искусства.
Чайковский пережил, выстрадал каждый такт, каждую ноту этого потрясающего творения. Он рыдал и ликовал. Надо полагать, не по поводу неудачного либретто. Однако допустим, вопреки истине, что его все же текст не удовлетворял. Но ведь музыкой-то своей он был доволен! Он был уверен, что написал хорошую вещь. Так кто же дал право любителям зарубежных сенсаций под ложно сфабрикованным предлогом «осовременивания» классики истязать, уродовать эту гениальную музыку и тем самым четвертовать душу Чайковского, породившую ее?!
Мог ли думать Петр Ильич, когда теплыми флорентийскими ночами трепетал от нахлынувшего вдохновения, что его любимое детище, вершина оперного жанра, как мы справедливо считаем, будет превращено в американизированный мюзикл?
Мог ли он допустить, отдавший всю жизнь свою до последней капли любимой России, что падет жертвой “новаторов”?
Вся опера перекорежена. Целые номера, десятки страниц выкинуты (это – над которыми он, наивный, плакал). Текст перетасован. Там, где у Чайковского пели, не поют, а где играл только оркестр – поют. В оркестр введен новый инструмент – чембало, отсутствующий в партитуре Чайковского. Для него написана новая музыка. (Как отважился композитор поправлять Чайковского?)
В изумительной сарабанде теперь будет петь мужской хор на текст “тра-ля-ля-лям, нам, нам, нам, нам”! (Это, очевидно, для того, чтобы удовлетворить “недовольство” Чайковского старым текстом.) Целый ряд номеров переоркестрован (для защиты Пушкина от Модеста Чайковского-либреттиста?)
Характерно, что выброшено все, связанное с русским фольклором и поэзией народного быта, воспетым Пушкиным.
Хочется спросить у этих “новаторов”: вам не нравится работа братьев Чайковских? В чем же дело? Возьмите поэму Пушкина и напишите оперу по вашему представлению. Создавайте. Посмотрим, что из этого выйдет. Но не разрушайте созданное! Не паразитируйте на живом, совершенном организме.
Разве позволительно советским гражданам устраивать средневековое аутодафе над обожаемым советским народом, любителями музыки всей земли Чайковским, выступая в роли инквизиторов? Разве пристойно предавать нашу святыню ради мелких интересиков дешевой заграничной рекламы?
Вопрос с “Пиковой дамой” – серьезный и тревожный. Он выходит за пределы невинного экспериментирования, как пытаются это преподнести. Это преднамеренная акция разрушения памятника русской культуры. Кроме того, создается опасный прецедент для любителей “горяченького”, а такие еще встречаются.
Не проявили ли соответствующие органы попустительство этому издевательству над русской классикой?
Все, кому дорого великое наследие русской культуры, не могут не протестовать против безнравственности в обращении с русской классикой и не осудить инициаторов и участников издевательства над шедевром русской оперы».
Публикация в «Правде» – директива в те времена для всех! – стала формальным поводом для официального ответа Министерства культуры СССР на запросы Либермана, пытавшегося понять, что же происходит с работой, на которую к тому времени уже было потрачено 4 миллиона франков. Спустя десять дней после «письма Жюрайтиса» Либерман получил телеграмму от советского министра культуры:
«Глубокоуважаемый господин Либерман!
К моему большому сожалению, вынужден Вас информировать о том, что сложности, которыми обеспокоено Министерство культуры, не нашли положительного решения. Значительные изменения в тексте оперы “Пиковой дамы” затрагивают национальное культурное наследие. Как известно, здесь возникла проблема, связанная с общественным мнением. Концепция постановки, а также музыка были чудовищно искажены. Как Вы уже знаете из прессы, компетентные специалисты указали на это. Члены группы, работавшей над постановкой, известили Министерство культуры, что в создавшейся обстановке дальнейшая работа невозможна. Мы не видим возможности для принятия другого решения и объявляем о расторжении договора между Госконцертом и “Гранд-Опера”».
Случившееся тогда не без оснований поставили в один – скандальный – ряд с расправой над «Катериной Измайловой» и фактическим выдворением из страны Галины
