Моя Америка - Шерман Адамс
Чернокожему парню в новом пятидесятидолларовом защитном шлеме я проиграл два раунда подряд. Но к концу боя он был совершенно разбит: из носа текла кровь, губы лопнули, заплыли и едва были видны глаза. Я выиграл матч с большим преимуществом.
После этого я перешел к Бартоло Сони. Этот ливанец не обладал ни стилем, ни техникой. Зато если ты оказывался на пути у его длинных рук, тебя ждали большие неприятности. К тому же он имел то, чего мне так недоставало, а именно «инстинкт убийцы». Он должен был встретиться с парнем из Юты, побившим все рекорды по части нокаутов.
Бартоло нуждался в новых партнерах, поскольку из двух предыдущих он почти что вышиб весь дух, и у них не было никакого желания подвергаться избиению за гроши. Я занял их место и теперь получал побои за вшивые девять долларов в день. В большинстве случаев Бартоло промахивался, но если ему удавалось провести удар, тогда у меня появлялось ощущение, будто мне на голову вывалили тонну кирпича. В конце концов моя челюсть стала так плоха, что я не мог жевать твердую пищу и был вынужден пить суп через соломинку.
Бартоло победил парня из Юты, а я перешел к Томми Джексону. Он был по-прежнему в хорошей форме после проигрыша Флойду Паттерсону и теперь готовился к новым матчам. Он с огромным аппетитом разделывался со спарринг-партнерами, и Чарли Голдмен не мог найти ему новых даже за двадцать долларов в день.
Томми был монстром. Он никогда не уставал, и никто не мог разбить его «железную» челюсть. Он даже не садился и не отдыхал между раундами. Это были самые тяжелые двадцать долларов в день, которые я когда-либо зарабатывал. Никакие ухищрения, которые я придумывал, чтобы удержать Томми на дистанции, не помогали. Даже когда я провел сильнейший удар в подбородок — такой удар мог бы остановить лошадь, — он только передернулся и продолжал атаковать. Его нельзя было остановить. Он любил драться, и в этом было все дело.
Однажды он прижал меня к канатам, колотил со всех сторон твердыми как камень ударами и нечаянно выкинул меня за канаты. Он пытался подхватить меня, но было поздно, и я упал с трехметровой высоты головой вниз. После этого у меня много дней болела голова. Приходилось терпеть — участие в тренировках с Томми увеличивало мои шансы на матч с Лу Сигейрой, за который платили 250 долларов.
Последнее, что я слышал о Джексоне, было то, что он работает чистильщиком обуви на улицах Нью-Йорка.
Мой последний матч
Свой последний матч я провел холодным зимним вечером на арене «Сент-Николс». Это не самая большая арена в мире. Внизу, в раздевалке, имелся всего один стол для массажа, и он был зарезервирован за теми, кто выступал в главном матче. Остальным боксерам приходилось дожидаться своей очереди, сидя в проходах.
В тот вечер главным был матч между Хорхе Фернандесом из Аргентины и Уилфом Гривсом из Канады. А мы с молодым бычком из Гарлема по имени Лу Сигейра должны были участвовать в запасном матче. Под этим подразумевалось, что нам было гарантировано по 75 долларов, даже если бы другие матчи затянулись настолько, что нам не удалось бы встретиться на ринге. Если же матч состоится, мы получим по 250 долларов.
Основной матч должен был транслироваться по телевидению, после чего наступала наша очередь. Раздевалку наполнили боксеры, судьи, представители комиссии по боксу и полицейские. Частные детективы и полицейские блокировали входы таким образом, чтобы никто не мог войти. Даже президент страны не смог бы пробраться в раздевалку перед матчем. Имена судей оглашались не раньше, чем перед самым началом боя, чтобы избежать попыток их подкупа.
Арена стала потихоньку наполняться народом, и я слышал скрип высоких дамских каблуков и тяжелую поступь мужских ботинок. Продавцы пива и сосисок тоже принялись за работу. Вскоре послышался вызов на первый матч. Мимо меня прошел один из боксеров — чернокожий пуэрториканец. Его лицо было совершенно лишено выражения, будто он направлялся на электрический стул.
Гонг известил о начале первого раунда, и я получил представление о том, как чувствовали себя гладиаторы в ревущем Колизее. Матч закончился очень быстро.
— Нокаут, нокаут! — послышалось с лестницы, ведущей вниз, и в раздевалку привели пуэрториканца. Его лицо выглядело так, будто кто-то водил по нему самоходную травокосилку.
Следующий матч был между черным кубинцем и чернокожим парнем из Филадельфии. Он кончился тем, что кубинца принесли на носилках. Он выглядел так, будто побывал в дорожной катастрофе. Врач давал ему попеременно то нашатырь, то пощечины, пытаясь вернуть его к жизни, и в конце концов это ему удалось. Кубинца отправили на «Скорой помощи», его ждала ужасная ночь — плата за горстку полученных им долларов.
В центральном матче победил аргентинец. Вернувшись в раздевалку, он исходил кровью, как заколотая свинья, но был весел, как жаворонок.
Последний матч! Сигейра и Адамс — на ринг!
Я поднялся по лестнице на трясущихся ногах. Нервничал, попал ногой прямо в ведро со льдом и вывалил его содержимое.
Первые три раунда Лу набирал очки, прижимая меня к канатам и нанося короткие, сильные удары по корпусу. Перед самым началом последнего раунда мой тренер Джонни Зуло предупредил меня:
— Если плохо проявишь себя, это будет твой конец у Стилмэна, и тебе снова придется стать мальчиком на побегушках.
Гонг!
Сигейра снова бросился на меня, а я сделал обманное движение, имитируя крюк левой по корпусу. Он попался на финт и опустил руки от лица, позволив мне нанести удар, который пришелся по щеке и заставил его опуститься на колени. Он был на ногах раньше, чем судья начал считать, но теперь стал еще опасней, как раненый лев.
Мы сошлись в центре ринга и с треском сшиблись головами. Я почувствовал, как над глазом вырастает шишка. Должно быть, это разбудило мой «инстинкт убийцы». Я стал гонять его по рингу и бил как одержимый, я провел сильный удар правой, и он упал, как сосна, лицом вперед.
После этого удара я был уверен в своей победе. Я видел, как его голова отлетела назад, будто собиралась оторваться от плеч, а кровь и брильянтин
