Максим Чертанов - Дарвин

У Гукера вышла книга «Новозеландская флора», где утверждалось, что Создатель творил каждое растение отдельно. Дарвин комментировал: «Если хоть один такой случай Вы докажете, я буду разбит; но я хочу тяжких испытаний и буду в книге приводить примеры, максимально вредные для моей теории, и пытаться их опровергнуть. Ваша книга дала мне обильный (и самый мерзкий!) материал; как же я ее ненавижу!!» Грею, бывшему, как и Гукер, сторонником неизменности видов, писал: «Я допущу, что виды возникают, как и домашние породы… а затем проверю эту гипотезу путем сравнения со всеми имеющимися фактами… И мне кажется, если моя теория объяснит эти факты, мы должны, согласно общепринятому в науке правилу, принимать ее до тех пор, пока не будет предложена другая, лучшая. Ибо, с моей точки зрения, говорить, что виды были сотворены так-то и так-то, — это не научное объяснение, а почтительное утверждение факта, что это есть так-то и так-то…» Лайель — Гукеру, 25 июля: «Убедит или не убедит Дарвин Вас и меня, но я предвижу, что многие примут его доктрину…»

Летом разболелась Генриетта, диагноз — «лихорадка». К тому, что Бесси «странная», уже привыкли, зато она почти никогда не болела. Джорджа, который не любил читать и любил деньги, с сентября отдали в Грамматический колледж в Клэпхеме (пригород Лондона), руководил там преподобный Чарлз Причард, астроном; Джордж ездил домой раз в месяц, докладывал, что читает «книги о грабителях и убийцах» и теперь ему чтение нравится, Причард его хвалил. Его отец экспериментировал с птицами: понесут ли семена через моря в желудках или на лапках? Гукеру, октябрь 1856 года: «Ястребы вели себя по-джентльменски и испражнились большим количеством семян; и мне только что принесли соскребы засохшей грязи с ног куропатки!!! Прощайте. Ваш безумный и извращенный друг Ч. Дарвин».

Птиц ловила вся деревня; весь ученый мир, превратившись в «нерегулярные части с Бейкер-стрит», собирал сведения. Эдгар Лэйрд, натуралист с Цейлона, докладывал, что «одна кобыла, когда-то, по слухам, покрытая ослом, родила через много лет осленка», и что он «знал лично нескольких сук, рожавших щенят, похожих на их прежних возлюбленных», и что он не помнит, были ли у такой-то породы голубей черные полоски на хвосте или нет, но непременно узнает, и что кто-то видел борзую с хвостом баранкой и он, Лэйрд, обязуется узнать все о характере и родственниках этой удивительной собаки.

К 23 сентября стало очевидным, что получается не очерк, а книжища, — это с самого начала предрекал далекий от науки, но хорошо знавший кузена Фокс. Эта книга — «Естественный отбор» («Natural Selection») — не была дописана; она издана лишь в 1975 году под редакцией П. Стауфера. Дарвин рассматривал ее как «набросок» к будущей (никогда не написанной) большой работе, но и в таком виде она гораздо объемнее, чем всем известное «Происхождение видов». Первая и вторая ее главы впоследствии вошли в книгу «Изменения домашних животных», другие девять — в «Происхождение видов». Она полна таблиц, ссылок, написана строже, чем «Происхождение видов», и, как считают исследователи, лучше (часть важного материала, особенно по экологии, в «Происхождение видов» не вошла). С октября до Нового года Дарвин работал над третьей и четвертой главами «Естественного отбора»: писал, что нет грани между видами и разновидностями, приводил гигантский массив фактов по голубям и усоногим (последние не вместились в «Происхождение видов», и поэтому критики Дарвина, не читавшие «Естественный отбор», утверждают, что усоногие будто бы его открытие не подтвердили) и, главное, объяснял, почему две кошки или два кочана капусты отличаются друг от друга.

Гукер, Лайель, Уолластон, даже Оуэн — все допускали, что особи одного вида различны; причины — пресловутые «климат и пища» (возьмите двух щенков одного помета, первого держите в тепле и кормите, второго морозьте и морите голодом — вырастут разными); что касается диких животных, за ними никто никогда не наблюдал, все только предполагали, что если один зверь непохож на другого, значит, «съел что-нибудь». Дарвин не отрицал, что это может иметь значение, но не первостепенное. Он назвал три причины различий. Первая — случающаяся при половом размножении, когда скрещиваются двое, «простая изменчивость»[17], которой обусловлено то, что «ребенок не похож в точности на своего родителя» (из письма Гукеру от 23 ноября): «различия в родителях и более отдаленных предках» приводят к рождению существа с индивидуальными особенностями. Вторая — «эффекты внешних условий, действующих на родителей и косвенно затрагивающих репродуктивную систему». Третья — «случайная изменчивость»[18]; она бывает и у бесполых существ, и именно она приводит к появлению новых видов. Непонятно? Давайте переведем на современный язык.

То, что Дарвин назвал «простой изменчивостью», современная наука называет «рекомбинацией генов»: одни гены берем от папы, другие от мамы, и каждый раз они тасуются на особенный лад. Девять месяцев назад очередная рекомбинация произошла, и 5 декабря 1856 года родился Чарлз Уоринг Дарвин. Отец: «Он был мал для его возраста и отставал в ходьбе и разговоре, но был умный и внимательный. Он никогда не болел и редко плакал. Он всегда был в спокойном и радостном расположении духа, но редко смеялся…» А мать видела: с детенышем что-то не в порядке… «Случайная изменчивость» по-нашему — мутация, то есть изменение генов (которое может произойти и у бесполого организма): быть может, она и стала причиной того, что Чарлз Уоринг был нездоров. Лучше бы никаких мутаций не было? Но если бы их не было, новые виды не смогли бы появиться. Разберите радиоприемник и тасуйте детали как карточную колоду, получите массу комбинаций, но компьютер не соберете: нужны принципиально новые детали…

Один из постулатов генетики первой половины XX века: и рекомбинации, и мутации происходят случайно. Никакие «эффекты внешних условий, действующих на родителей», в наследовании играть роли не могут. Но Дарвин всегда подчеркивал, что случайное — это «то, что мы в своем неведении называем случайным». Когда мы подбрасываем монету, «орел» или «решка» выпадают непредсказуемо, вне зависимости от нашего желания, но это не значит, что результат не имел причин: сила и направление броска, дуновение ветра привели к тому, что монета упала так или эдак. Чаще всего мутации случаются из-за ошибок, возникающих при копировании родительского гена для передачи ребенку — как в невнимательно переписанном тексте. Но почему в каждом конкретном случае возникла та, а не иная ошибка — об этом мы знаем ненамного больше Дарвина. Некоторые мутации явно провоцируются «внешними условиями», радиацией, например; какими-то причинами вызваны и другие. Беременная пила или ее морили голодом — может родиться больной ребенок, хотя мать с отцом здоровы. В этом случае речь о наследовании, строго говоря, не идет: воздействие оказывается на уже зародившийся организм. Но современная наука не исключает и того, что действие на ребенка может оказать образ жизни, который родители вели до зачатия. Это называется эпигенетической наследственностью (мы о ней еще будем говорить), и, быть может, она сыграла роль при зачатии Чарлза Уоринга: отец был в ту пору сильно нездоров, мать уже немолода.