Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - Сергей Владимирович Соловьев
На этот раз Элиот поехал в Лугано, на границе с Италией.
«В Лугано было чудесно, – писал он С. Шиффу, – Гессе тоже здесь был – и пешие прогулки, катание на лодке и купание пошли мне на пользу, я также съездил в Верону и встретился там с Паундом»[387].
Вечерами Элиот наслаждался итальянскими винами «Бароло» и «Асти Спуманте», глядя на фейерверки, отражавшиеся в водах озера.
Элиот договорился с Гессе о публикации его эссе о современной немецкой поэзии (из «Blick ins Chaos») в первом номере своего журнала. В Dial по рекомендации Элиота были опубликованы два других эссе – «Братья Карамазовы, или Крушение Европы» и «Мысли об Идиоте Достоевского» (в переводе С. Шиффа). Отношения интеллектуалов и тогда образовывали особую сеть.
С Паундом разговоры касались в основном текущих дел – его фонда (который все меньше нравился Элиоту), здоровья Вивьен. Со свойственной ему приямолинейностью Паунд писал Дж. Куинну: «Я пришел к выводу, что она все время вела себя превосходно, готова жить отдельно, если это поможет Тому писать и т. д. И в целом готова делать все, чтобы помочь его работе. Так что он не может просто бросить ее в Темзу, даже если бы хотел, а он вовсе этого не хочет»[388].
В начале июня каникулы закончились.
4
Название журнала – «The Criterion» – появляется в письме Элиота издателю Кобден-Сандерсону в конце июня.
«Я поставил перед леди Ротермир вопрос названия и привел те пункты, по которым мы с вами пришли к согласию, что “Лондонское обозрение” (“London Review») звучит слабо.
В конце концов мы сошлись на The Criterion, названии, предложенном моей женой, которое, как я считаю, соединяет в себе те достоинства, которых мы искали»[389].
Вернувшись в Лондон, Элиот нашел время, чтобы побывать на очередных «Русских сезонах». Мэри Хатчинсон помогла ему попасть на один из спектаклей. «Мне чрезвычайно понравился Мясин, – писал ей Элиот, – ни малейшего разочарования – я надеюсь, что мне удастся его повидать снова».
В заметке, опубликованной на следующий год в The Criterion, Элиот называет его «величашим актером у нас в Лондоне» и добавляет, что «Мясин, совершенно нечеловеческий, безличный, абстрактный, принадлежит сцене будущего».
Вивьен по указаниям врачей в то время предписывалось лечебное голодание и была рекомендована экспериментальная гормональная терапия. Синтетических гормонов в то время не существовало, для извлечения гормонов использовались эндокринные железы животных. Методы врачей вызывали сомнения у самих Элиотов…
Название «The Criterion» фигурирует в рекламном проспекте, который был напечатан в июле Кобден-Сандерсоном. Элиоты вернулись на Кларенс-гейт-гарденс (как обычно, переезд был кошмаром), и адрес квартиры теперь значился так же, как адрес журнала.
Вивьен, насколько это было в ее силах, помогала Элиоту готовить первый номер журнала. Но в июле пришлось нанять опытную машинистку, которая приходила на квартиру к Элиотам дважды в неделю. В основном с ее помощью велась деловая переписка.
К этому времени Элиот уже четко формулировал цели журнала. Марбургскому профессору Э. Р. Курциусу он писал: «Главная его цель – поднять уровень мысли и литературы в этой стране по сравнению с мировым и с историей литературы. Из английских авторов я сочетаю представителей старшего поколения, которые сохранили жизненную энергию и предприимчивость, с наиболее серьезными из молодого, неважно, насколько передовыми, например с Уиндемом Льюисом и Эзрой Паундом»[390].
В начале августа он наконец послал Паунду машинописную копию TWL. Тот показал ее Дж. С. Уотсону-младшему, соиздателю «Dial»[391]. Уотсон трижды прочитал поэму, прежде чем согласиться с Паундом, что это стихи, вполне достойные Элиота.
К тому времени Элиот решил опубликовать ее в первом номере Крайтириэна. Договоренность об американских публикациях теперь выглядела следующим образом. The Dial берется опубликовать TWL (одновременно с английской публикацией в первом номере The Criterion). Элиот соглашается на гонорар, первоначально предлагавшийся Тэйером, но (это не часть контракта, а негласная договоренность, которой достиг Паунд) в конце года The Dial присудит Элиоту свою ежегодную премию в 2000 долларов (не за поэму, а за «вклад в литературу»). Издание в виде книги, намеченное в издательстве Bony and Liveright, также состоится. При этом Элиот отказывается от гонорара, однако получает процент с продаж, как в первоначальном соглашении. Бони и Лайврайт напечатают книгу чуть позже, чтобы не конкурировать с Dial. Тэйер соглашается выкупить 350 экземпляров книги у Лайврайта, чтобы компенсировать возможные потери.
Английское книжное издание было запланировано у Вулфов, но только на следующий год. Чтобы расширить TWL до объема хотя бы тоненькой книжки, Элиот дополнил поэму ироническими «учеными» примечаниями.
Решающую роль в переговорах и улаживании юридических тонкостей сыграл Куинн, а не Паунд. Куинн был известным коллекционером. В знак благодарности Элиот предложил ему черновики TWL со своей правкой и правкой Эзры Паунда. Куинн настаивал на том, чтобы заплатить, Элиот хотел, чтобы это был подарок.
Нашелся компромиссный вариант: «Мы не будем ссориться из-за рукописи The Waste Land, – писал Куинн. – Я приму ее от вас, не ‘за то, что я для вас сделал в последнее время и раньше’, а в знак дружбы, и при одном условии: вы позволите мне приобрести рукописи ранних поэм, о которых вы упоминали»[392].
5
А вокруг нового журнала уже кипели страсти. Прочтя раздраженное письмо Олдингтона (ему не нравилось то, что Элиот писал об английской критике в «Dial», не нравилось название «The Criterion», как претенциозное, подразумевающее право на оценку), Вивьен сама написала ему. Она брала на себя ответственность и за фразы, не понравившиеся Олдингтону, и за название.
«Я англичанка, и когда-то я любила Англию, – писала она, – тогда я сражалась как сумасшедшая, чтобы удержать здесь Тома, и не дала ему уехать в Америку. Я думала, что не смогу выйти за него замуж, если не смогу его удержать тут, в Англии. Теперь я ненавижу ее. Я ненавижу само это слово. Я ненавижу народ, [характер которого] вы разъясняете так хорошо и правдиво. Я думаю, что Эзре повезло и он мудро сделал, что уехал. И это вечное пятно на англичанах, что он это сделал. Я надеюсь, Том скоро уедет тоже. Том никогда не узнает, что я послала вам это письмо, если только вы сами не скажете. Вы знаете, что я больна и постоянная обуза для него. <…>
Он падет или
